Сто солнц в капле света - Андреева Наталья

Вошел Соболинский, непринужденно раскланялся с хозяином и Лежечевым и галантно приложился к ручке каждой из сестер. И вновь он был ничуть не похож на себя прежнего. Ни на того скучающего денди, что окинул их во дворе своего дома равнодушным синим взглядом, ни на вчерашнего соблазнителя в лесу. Соболинский вел себя так, будто находится в столице, в высшем свете, в модном салоне, а окружают его сплошь важные господа. Манеры у него были безупречные.

– Само очарование, – тихо простонала Евдокия Павловна.

– Сам дьявол, – сквозь зубы сказал Василий Игнатьевич Иванцов.

Шурочка была последней, к чьей ручке Серж подошел. И задержал ее в своей дольше других.

– Потрясен, – услышала она. – Беру свои слова обратно насчет голубого платья. Вы неотразимы именно в красном.

– Мсье Лежечев, мы с вами встречались последний раз в… – сказал Серж, распрямившись и повернувшись к молодому помещику.

– Я не помню, – хмуро сказал Вольдемар.

– Вот как? Я тоже. Значит, это было давно.

«Выходит, они знакомы? – подумала Шурочка. – Почему бы нет?»

Владимир Лежечев повел себя странно: мгновенно замкнулся в себе. Зато Соболинский принялся любезно развлекать разговором Евдокию Павловну и девиц Иванцовых: пересказывал столичные сплетни, давая известным всем персонажам смешные характеристики. Через каких-нибудь десять минут они уже не верили всему, что говорили в уезде о Серже, так он был мил и любезен. У Соболинского была удивительная особенность: когда он говорил ни о чем, не имеющим никакого смысла, казалось, что произносит он что-то значительное и важное. Если бы он захотел, то мог бы сделать карьеру, этот талант в политике очень ценится. Но его это, похоже, не волновало. Ни карьера, ни служба.

Лежечев все хмурился и смотрел на Сержа осуждающе. А того это, казалось, только забавляло.

– Прошу прощения, что задержался с визитом, – улыбался Серж Евдокии Павловне, небрежно покачивая ногой. – Я должен был сделать это еще вчера. Я много наслышан о вас. Семейство Иванцовых заслуживает особого внимания, – с намеком сказал он. Шурочка вспыхнула, а Василий Игнатьевич приосанился.

– Но я устал с дороги, и потом… Проблемы, господа, проблемы, – перешел он на французский. – Вы, конечно, слышали о моем последнем приключении? – рассмеялся вдруг Соболинский.

– Вы, кажется, опять на дуэли дрались? – мрачно спросил Лежечев.

– Именно так. А вы почему оставили военную службу? – поинтересовался у него Серж. – У вас ведь, кажется, были успехи?

– Я решил устроить свою жизнь здесь, в уезде. Мой отец недавно скончался.

– Примите мои соболезнования, – равнодушно сказал Соболинский. – Все мы смертны.

– Кому, как не вам это знать, – с иронией заметил Владимир Лежечев. – Ведь вы с такой легкостью отправляете людей на тот свет.

– Я ссоры не ищу, – слегка нахмурился Серж. – Что ж поделаешь, если у меня такая жизнь? Все как-то само собой случается.

– Я вижу, вы легко к этому относитесь.

– К дуэлям? А разве можно иначе? Что наша жизнь? Пока играешь ею, тебе все удается. Как только задумываешься о смысле ее, все и заканчивается. Только и остается, что скрыться в глуши, заняться хозяйством. Возможно, и мне когда-нибудь придется оставить свет и поселиться здесь. Этаким важным барином, либералом, одеться в старый халат, начать курить трубку и позабыть, как делаются долги.

– У вас это не получится.

– Отчего же?

– Оттого, что большие долги можно делать везде, если это вошло в привычку.

– Деньги нужны в столице. А здесь они зачем? И я вполне могу, как и другие, поселиться в деревне и делать вид, что радею о крестьянах.

– Для этого надо иметь истинно русскую душу, – сердито сказал Лежечев.

– А вы, господин Лежечев, как я погляжу, славянофил?

– Я просто люблю все истинно русское.

– И женщин, разумеется?

– Мсье Соболинский! Здесь дамы!

– Пардон, – лениво сказал Серж. – Я только хотел сказать, что русские женщины очень красивы. Я и сам их люблю. Но я вижу, вы джентльмен, хотя это ведь не русское слово. Изволите выдать русский вариант? Или его не существует? Как называется человек, щепетильный в вопросах чести? Или вы собираетесь пулей отвечать, а не словами? Я готов!

Лежечев нахмурился и хотел ответить резко, но Серж тем временем улыбался так, будто беседа шла о пустяках. Но нет! Шурочка вздрогнула. Эта улыбка вовсе не была приятной. Она была хищной. Соболинский нарочно злит Вольдемара. Он кого-нибудь или чего-нибудь боится, этот синеглазый нахал? Или ему так хочется умереть? Пока его выстрелы точны, а рука тверда. Везунчик, баловень Фортуны. У Лежечева скулы затвердели, а на щеках заходили желваки. Господи, они почти уже успели поссориться!