Загадки последнего сфинкса - Солнцева Наталья

– Мне не удалось отговорить Михаила Андреевича от поездки, – чуть не плача, сообщила она.

– Я так и думала.

– Что же делать?

– Его будут охранять, не волнуйтесь.

– Он… у него, кажется, есть любовница, – прошептала бывшая балерина.

– Почему вы так решили?

– Я спросила… Он не признался, конечно…

– Хотите, я к вам приеду? – предложила Астра. – Попьем чаю, поболтаем. Вы мне картину покажете.

– Какую картину? Ах, ту… Хорошо.

В голосе Теплинской звучали боль и растерянность. Муж изменяет ей, это ясно… Существуют ли в природе мужья, которые не позволяют себе развлечений на стороне? Вряд ли.

– У вас есть прислуга?

– Да, домработница, – ответила Инга. – Приходящая. Иногда я приглашаю повариху. А так… обхожусь своими силами. Не люблю чужих в доме.

– Лучше, чтобы она меня не видела и не слышала нашего разговора.

– Разумеется. Но сейчас ее как раз нет.

– Тогда я выезжаю.

Через два часа женщины уже сидели за сервированным к чаю столом и мило беседовали.

– В сущности, я ужасно одинока, – призналась хозяйка. – Миша для меня все: и мама, и папа, и брат, и друг. Если я не могу что-то сказать ему, то вынуждена держать это в себе.

– А Лидия?

– Она выкладывает мне даже постельные подробности. А я так не умею. Да и делиться было особо нечем. Лев Толстой правильно подметил: все счастливые семьи похожи друг на друга…

– Родители у вас есть?

– Отец. Мама умерла, когда мне не исполнилось и шести лет. У нее была редкая неизлечимая болезнь. Папа женился, потом развелся… затем опять женился. Ему было не до меня. Вы не подумайте, что я на него в обиде, вовсе нет! Я поступила в балетную школу, потом в училище. Танцы составляли всю мою жизнь. Больше я ничем не интересовалась. Балет, музыка, волшебство сцены, огни рампы, запах кулис, тяжелый занавес, плывущий в разные стороны… Это как наркотик.

– Вы поддерживаете отношения с отцом?

– Формально. Звоню по праздникам, помогаю деньгами. Мы давно отдалились друг от друга.

Инга угощала гостью банановым десертом, творожным тортом и заварными пирожными.

– Сладкое успокаивает, – говорила она. – В детстве и юности я себя во всем ограничивала, теперь наверстываю.

– Можно взглянуть на портрет?

– Конечно. Я повесила его в большой гостиной, в нише. Идемте!

Пышноволосая дама в золоте, оправленная в массивный багет, сразу приковала к себе взгляд Астры. Лицо слегка запрокинуто, алые губы приоткрыты, грудь нежно просвечивает сквозь тончайшую ткань платья… и мертвая мужская голова, которую красавица держит в руках. Замысел оправдывает себя с лихвой: от картины не оторвешься. Художник Домнин – странный человек, но в мастерстве ему не откажешь.

– Что скажете? – спросила Инга. – Нравится?

– Не то слово…

– А меня от портрета дрожь пробирает.

– Говорите, у этой головы черты вашего мужа?

– Так кажется только мне. Вот, сравните. – Она взяла с полки семейную фотографию в рамке из оникса, где господин Теплинский улыбался и обнимал жену. – Похож?

Астра обстоятельно проанализировала признаки сходства и различия: последних набралось больше.

– Скорее нет, чем да, – вынесла она свой вердикт.

– Значит, я ошибаюсь, – со вздохом признала хозяйка. – Болезненное воображение, нервы. Может быть, и про любовницу я выдумала. Мишу удивил мой вопрос, потому он и замешкался. Я сама во всем виновата! Хотела быть просто женой, любить его, ждать, встречать, заботиться о нем, но мужчинам этого мало. Им не хватает борьбы, схватки, они стремятся не покорять, а покоряться. Это их возбуждает. Когда в их любовной гавани полный штиль, они начинают искать бури и уходят в открытое море.

Она с надеждой посмотрела на Астру.

– Я хочу знать, с кем Миша… кто его любовница.

– Зачем?

– Хочу, и все. Я чувствую, он любит меня… продолжает любить. Но та женщина дает ему что-то большее.

– Не думайте об этом, – посоветовала Астра. – Он ведь не собирается уходить из семьи? Иногда страсть овладевает человеком, как недуг. Нужно дать ему переболеть и дождаться выздоровления.

Инга не слушала.

– Вы замужем? – спросила она.

– Нет.

– Вам легко говорить. Помогите мне найти ее! Интересно, он взял ее с собой в поездку?

– Вряд ли. Любовница может повредить имиджу добропорядочного семьянина, которого придерживаются политики.

– Только не в России.

– Все же, думаю, Михаил Андреевич не так глуп, чтобы афишировать свои альковные забавы. Если он и грешен, то хранит это в тайне.

– Я ни разу ему не изменила, – с тоской произнесла Инга. – Даже в молодости. Я берегла себя для супруга, чтобы прийти к нему чистой, и верила, что найдется мужчина, который оценит мою девственность. Целомудрие касается не столько тела, сколько души! А он взял мою душу, выпил ее до дна… и отправился на поиски другого источника. Это несправедливо.

– Где вы видели справедливость? Не окружайте себя химерами, живите среди реалий.

– Что вы называете реалиями? Грязь?

В Астре проснулась актриса.

– Белейшие цветы растут из тины, – с выражением процитировала она. – Червонней всех цветов на плахе кровь. И смерть – сюжет прекрасный для картины. Это Бальмонт.

Инга молчала, пораженная. Ее щеки порозовели, а брови взлетели вверх.

– Вы любите Бальмонта? Странный вкус для… – Она споткнулась, подбирая подходящее слово. – Для женщины-сыщика.

– Это мое хобби. А училась я театральному искусству. Мы с вами, в некотором роде, коллеги.

Бывшая балерина печально улыбнулась.

– Вот именно, в некотором роде. Не надо было мне бросать сцену! Я пожертвовала ради семьи всем, и все оказалось напрасно. Была ли я любима? Теперь не знаю. Наверное, тогда, во время спектакля, Теплинского очаровала фея, сильфида, а совсем не я. В том и магия искусства, что оно околдовывает воображаемыми образами! Вы понимаете? Разве можно жить в вечном плену иллюзий?

Астра не стала ее разубеждать. Театр мало отличается от действительности, или наоборот. Каждый сам выбирает, сколько масок носить: одну, три, десять. Одну – скучно, десять – хлопотно.

– Меня бог наказал! – ужаснулась Инга. – За то, что я вышла замуж по расчету. Это расплата. Лестно было стать женой генерального директора… при квартире, машине и связях; ни в чем не нуждаться, не работать. Уже потом я полюбила мужа, когда прожила с ним около года, – искренне, всем сердцем. Но – потом! Нельзя вступать в брак без любви… Вы знаете, за мной ведь ухаживал один робкий молодой человек, но куда ему было соперничать с Теплинским! Возможно, я прошла мимо настоящего чувства, променяла на достаток, на положение в обществе…

По ее лицу текли слезы запоздалого раскаяния, безвозвратной потери.

– Вы же были счастливы?

– Да… впрочем, это мог быть самообман. Люди очень искусны в таких вещах, – Инга горько усмехнулась. – Я боюсь, что Мишу убьют, а он и так уходит от меня. Или уже… ушел. Он неосознанно мстит мне.

«Мстит! – подумала Астра. – Будет отмщен… Может быть, в загадке Сфинкса говорится о нем самом? Он хочет поквитаться за нанесенную ему обиду или причиненный вред? Кому Теплинский насолил? А Никонов?»

– По-моему, вы преувеличиваете, – мягко сказала Астра. – Давайте вернемся к Сфинксу. Вы пробовали ответить на его вопрос?

– Думала. Я совсем не знаю, какую жизнь вел Миша до встречи со мной: с кем он сталкивался, кто его враги, кто друзья. Он не посвящал меня в свои дела ради моего же спокойствия. Приходил домой… и говорил только о том, что касалось нас, о детях, иногда о бывшей жене Вере – хотел отключиться от бизнеса, от суеты, от проблем.

– У вас нет друзей?

Инга прижала ладони к щекам и отрицательно качнула головой.

– Получается, нет. Партнеры, сотрудники, приятели, «нужные люди» – кто угодно, кроме друзей. У меня, кстати, тоже с подругами не густо. Одна Лида Отрогина.

Круг замкнулся на Отрогиной. «Все, – решила Астра. – Это показатель. Больше я ничего сегодня не узнаю у госпожи Теплинской. Пора прощаться! Если появятся новые идеи, я приду, и мы побеседуем».

Перед уходом она долго рассматривала портрет, написанный Домниным. Что-то пророческое ощущалось в этой работе. Творчество – совершенно неизученная сфера человеческой деятельности, терра инкогнита.

По дороге домой Астру не покидало ощущение, что она упустила какую-то важную подробность. То ли в словах Инги прозвучал смутный намек, то ли у нее самой мелькнула правильная мысль, вильнула хвостом и уплыла, как рыба в зеркале.

Матвей и Лариса повздорили. Они пообедали вместе в пиццерии, и Лариса ждала, что за этим последует любовное свидание. Но Карелин вел себя как старый приятель: шутил, посмеивался, хвалил ее новую прическу, явно избегая интимных моментов.