Древний инстинкт - Данилова Анна

– Он влюблен в вас и хочет жениться. Но понимает, что вы его не любите и что по-прежнему думаете о другом человеке. Вот он и попросил меня, чтобы я, как друг этого человека, рассказал вам о нем как можно больше и чтобы вы не питали никаких иллюзий в отношении его… Вы понимаете, о ком я говорю?

– А вы действительно его друг? Не слишком ли много совпадений?

– Я, если честно, поверхностно знаком с ним, не более. Но Русаков видел нас вместе, а поскольку мы с ним коллеги и я тоже часто бываю здесь, он решил, что мой очередной приезд сюда он мог бы использовать в своих целях.

– И вы согласились? Он, что же, подкупил вас?

– Нет, просто он уверен, что сделает вас счастливой, и я этому лишь поспособствую.

– Но каким образом?

Разговор выходил странным, нелепым, и я не верила ни единому его слову.

– Вы недавно сказали мне, что вас послала ко мне Р.

– Так уж получилось, что я оказался нужным в качестве посланника и Р. и Русакову.

– Но Р. меня ни о чем не предупредила.

– Так позвоните ей и спросите сами.

У меня голова шла кругом, но я все же поднялась и, не обращая внимания на то, что нахожусь в присутствии мужчины в пижаме, взяла телефон и набрала знакомый номер.

– Это я. Здесь у меня Максим Селиванов…

– Он будет охранять тебя, – услышала я спокойный голос Р., и у меня отлегло от сердца.

– Вы не предупредили меня.

– Хотела, чтобы ваше знакомство произошло более естественно.

– Но какова его роль?

– Он – Гуинплен! – И Р. расхохоталась неестественно громко, страшно.

Я обернулась и увидела перед собой вместо Максима человеческое существо со смеющейся рожей. Толстые губы его, пуская слюни, прошептали, издавая при этом лопающийся звук: «Глаза – как две узкие щелки, зияющее отверстие вместо рта, плоская шишка с двумя дырками вместо ноздрей, сплющенная лепешка вместо лица – в общем нечто, являющееся как бы воплощением смеха…» Ха-ха-ха!!!

Я закричала и… проснулась. Розовая спальня. Никого нет. В доме тишина. Что именно мне приснилось – подвыпившие ночные гости или приход Максима?

За дверью послышались быстрые шаги. Затем в дверь постучались.

– Лена? Что с тобой? Ты кричала? Я могу войти?

Но Русаков вошел, не дожидаясь ответа. На правах моего лечащего врача. Даже не вошел, а буквально ворвался в спальню и бросился ко мне, обнял и начал трясти, говоря при этом, что я его испугала, что он проснулся, вспомнил, в каком виде они (значит, все-таки они мне не приснились) ко мне притащились и доставили мне столько хлопот…

– Зачем ты привел Гуинплена? – спросила я.

Глава 7

– На Кутузовский, – чуть слышно сказала, обращаясь к таксисту, Ольга и добавила: – Возможно, за нами будут следить, поэтому постарайтесь оторваться, если заметите слежку. И еще – поезжайте так, чтобы не сразу поняли, куда мы направляемся. Это очень важно. Я хорошо заплачу.

Таксист лишь поинтересовался, сколько ему заплатят, и, услышав сумму, удовлетворенно кивнул головой.

– Если все пройдет гладко, то вы будете обеспечены работой еще на месяц, договорились?

Конечно, она заметила во дворе сидящего на скамейке праздного толстячка, усиленно читающего одну и ту же газету вот уже три часа кряду. Но что он мог сделать против мощного автомобиля, один, да еще и с такой комплекцией? Даже если предположить, что на таксиста выйдут и попытаются выяснить, кого и куда он подвозил такого-то числа и в такое-то время, он всегда может отбояриться, назвав настоящий Олин адрес.

Они летели по Кутузовскому проспекту, был яркий солнечный день. Все удавалось, все получалось. Сейчас она увидит Лену. Машина свернула и покатила по зеленым улицам, пока не въехала в уютный маленький дворик, заросший тополями, среди которых спряталось двухэтажное аккуратное строение бледно-желтого цвета – частная клиника доктора Русакова. Именно здесь Лене сделали операцию: зашили порезы, привели в порядок губы. Измученная болью, наркозом, с распухшим перебинтованным лицом, Лена приходила в себя и просила Русакова дать ей еще и еще обезболивающего. У нее жутко болела голова. Острая пульсирующая боль не давала ей ни поспать, ни подумать о том, что с ней происходит. Она ждала Ольгу, ждала так, как никого и никогда не ждала. Это здесь, в палате, было тихо, солнечно и спокойно, а за окнами шумела огромная Москва, кипели страсти в константиновском офисе, сходил с ума ничего не ведающий Бессонов, которого она, возможно, потеряла навсегда… Но она все равно ждала хороших новостей, хотя и не знала, откуда они могут прийти. Оля сейчас олицетворяла собой связь с внешним миром, не жестоким, где живет тот негодяй с ножницами, а другой мир, в котором прежде жила сама Лена, да и Оля…