Боулинг-79 - Литвиновы Анна и Сергей

Однако не Володей правило заведено – не ему его и отменять. Но в случае «Дрездена-79» беда заключалась в том, что на должность эскулапа прислали из Первого меда – не иначе, чей-то родственничек! – до крайности противного парнишку. Он был важный, нескладно длинноногий и длиннорукий, с противным голосом. Звали его Эдиком.

Володька прокачал его в разговоре – медик при тесном контакте показался ему еще неприятней, чем с первого взгляда. Надменный, неразговорчивый, брюзгливый.

Володька между делом сказал Эдику после одного из собраний:

– Ну, ты же понимаешь, врачу в Дрездене обычно делать нечего – поэтому будешь работать как все.

Тот прямо взвился, аж подпрыгнул:

– Я?! Работать?! Я – врач! Будущий хирург!

– Все врачи в Дрездене работают, – миролюбиво заметил Володя. Но потом не смог удержаться от сарказма: – И будущие хирурги, и будущие дерьматологи.

– Работать? – скривил тонкие губы Эдик. – Ты что, хочешь сказать, что я буду махать кайлом?

– Не кайлом, а лопатой.

– Извини, старичок, повторяю еще раз: я – врач.

– Но ты же собираешься получать деньги наравне со всеми, – попытался призвать к гражданской сознательности Эдика Володька. – Разве это справедливо, если все будут работать, а ты – нет?

– Персидские визири платили своим врачам не тогда, когда болели, а когда были здоровы, – отрезал будущий Гиппократ. – И правильно делали.

Володя не нашелся, что ответить. Взаимопонимания, ни полного, ни частичного, высоким договаривающимся сторонам достичь не удалось.

При случае Володя поделился своей неприязнью к врачу с командиром отряда. Говорил в очень осторожных выражениях (а вдруг медик на самом деле является креатурой начальника?)

Командир выразительно развел руками и не менее выразительно пожал плечами.

– Что я могу сделать?!

– Н-да, – словно про себя пробормотал Володька, – лучше никакого врача, чем такой…

– Да нет, – буркнул командир, – лучше нормальный врач, чем такой…

Володя счел разговор с командиром неофициальной санкцией действовать.

И как раз после того как закончилось собеседование в институтском КМО и бойцы гужевались в коридоре и курилке, он подошел к Эдику. В дружеской манере обнял за плечи. Молвил:

– Есть идея: познакомиться поближе. Все-таки нам с тобой шесть недель вместе работать.

– Какие будут предложения? – высокомерно отозвался эскулап.

– А сходим вместе пивка дербалызнем.

– Когда?

– Прямо сейчас. Я угощаю. Медик пожал плечами.

– Пошли.

Володя отвел юного Гиппократа в близлежащий пивбар на Солдатской улице – в просторечии «на Солдатку».

По дороге говорили о хоккее.

Когда пришли в заведение, Эдик брезгливо осмотрел залитые пивом столы, за которыми в дымовой завесе принимали дозы легкого алкоголя студенты, бичи, работяги, интеллигенты.

«Можно подумать, – зло промелькнуло у Володьки, – он пиво пьет только в баре «Жигули» на Калининском».

От халявного пива, да с блюдом креветок, начинающий лекарь, однако, не отказался – только тщательно протер кромку своей кружки носовым платком.

– Ну, будем, – чокнулся с ним Володька и залпом, секунд за десять, влил в себя пол-литра пива.

Вообще-то его личный рекорд составлял восемь секунд – но и десять впечатляло.

Эскулап был задет такой скоростью поглощения напитка, хотя вида не подал. Пример оказался заразительным.

Эдик невольно стал гнаться за комиссаром и довольно быстро одолел первую кружку. Глазки его поплыли.

«А он совсем не мастак пить», – с удовлетворением подумал Володька.

Умение пить считалось тогда одним из важнейших качеств мужчины. Оно требовалось и для уважения окружающих, и для самоуважения, и для успешной советской карьеры. Эдик испытания пивом, даром, что весьма разбавленным, кажется, не выдерживал. Надежды Володьки оправдывались.

Вторым определяющим фактором его плана было то, что здесь, на Солдатке, толклось много студентов, а его самого на факультете и в институте многие уже знали.

Вот и сейчас, не успели они с Эдиком выпить по второй, к их столику подошло трое общежитских полубичей – они уже четвертый год балансировали на грани отчисления и проводили время в загулах разной степени длительности. Все звали их по кличкам: Бонифаций, Феликс и Константа – а какие были их настоящие имена, пипл уже даже и позабыл.

– Привет, Володька! – заорали они и стали обниматься.

Причина их горячей любви к Володьке, с которым они были лишь шапочно знакомы, оказалась простой, как креветка. Троица собиралась сесть, как это тогда называлось, приятелю на хвост. Полудеклассированные элементы не догадывались, что их появление сейчас очень на руку Володе, а уж деньги, чтобы заплатить за них, у него после находки кошелька в «Зарядье» водились.

Он познакомил студентов-люмпенов с Эдиком, а потом молвил:

– У нас с Эдуардом сегодня праздник. Нас в Дрезден взяли. Поэтому я угощаю.

– Давай-давай! – радостно заорала троица пивных братьев.

– Да по одной кружке не носи, бери сразу по три на рыло!

– Чтоб два раза не бегать.

– Пятнадцать сможешь донести?

– Хочешь, я тебе помогу, а то не дотаранишь?

Володька вместе с Бонифацием, вызвавшимся помочь, сходил к разливалыцице (то была еще одна яркая представительница племени советских теток – с золотыми зубами, ушами и пальцами). Через пару минут на столе уже громоздилась куча кружек пива – плюс огромное, на два кило, блюдо вареных креветок.

А дальше заклубился дым коромыслом. Бонифаций принялся декламировать стихи Есенина, Константа завис над кроссвордом, Феликс, узнав, что Эдик студент медицинского, стал описывать ему симптомы своей загадочной болезни – с демонстрацией болевых точек прямо на теле, с расстегиванием куртки и задиранием рубашки.

А Володя с удовольствием наблюдал, как с каждым новым глотком бледнеет и пьянеет его эскулап.

Когда же от пятнадцати кружек осталось пять.

Володька вместе с Бонифацием – неформальным лидером бичей – отошел отлить.

– Чего-то твой дружбан уже захорошел, – глубокомысленно заметил Бонифаций, отряхиваясь.

– Да, слабоват оказался. Волнуюсь я за него. Домой может не доехать.

– Возьми его к себе в общагу.

– Да не могу я сейчас с ним возиться! Дела у меня.

– Дела сердечные? – лапидарно спросил Бонифаций.

– Ну.

– Нельзя откладывать, – важно кивнул юный пьянчуга.

– Слушай, может, заберете чувака с собой в общагу?

– А на что он нам?

– А он вам водки купит.

– Да он сейчас до магазина не дойдет.

– А вы сами сходите.

И Володька протянул Бонифацию красный червонец.

Для того десятка была огромной суммой – примерно как для Володи с Валерой кошелек в «Зарядье». Студент важно кивнул:

– Угостим твоего дружбана. И спатеньки его уложим.

– Только не бросайте его.

– Такие слова мог бы мне и не говорить.

Троица и вправду отличалась гипертрофированной заботой о вышедших из строя товарищах. Друзей они никогда на поле боя не бросали – доставляли в общагу, даже когда собутыльник не открывал уже глаза и не шевелил ногами. Но, может, к новому человеку они окажутся не столь внимательны…

Быстренько распрощавшись с Эдиком, Володя отвалил из пивной.

Итак, пьянчужки доставят лекаря в общагу. А там… Вовка, не скроем, подумывал: а не сообщить ли ему в оперотряд о пьянке? Но от идеи отказался. Во-первых, это означало подставлять своих, а Бонифаций со товарищи были, в общем, своими, да притом и безобидными ребятами. Во-вторых, неизвестно, в какой конкретно комнате осядут бичи. В-третьих, Володьке претила сама мысль о стукачестве.

В итоге он решил пустить дело на самотек. Или, как писали в дореволюционных романах, положиться на волю божью.

Сам же он предпочел удалиться с места возможных событий и в одиночестве отправился на Котельническую, в кинотеатр «Иллюзион» – там как раз шел американский довоенный, черно-белый фильм «Кинг-Конг».

Вечером комиссар приехал в общагу поздно и лег спать.

А уже назавтра выяснилось, что его план дал блестящий результат. Эдик и впрямь оказался с гнильцой. И сам эту гнильцу вывалил на всеобщее обозрение.

Троица алканавтов аккуратно доставила лекаря в общагу. По пути закупили портвейну.

В общежитии пьянка продолжалась. И в какой-то момент эскулап скрылся из глаз.

Бонифаций его отсутствие заметил и, верный товарищескому долгу, спустя четверть часа отправился его искать. В коридоре он стал свидетелем следующих событий, но не успел им помешать.

Медик вдруг сорвал мирно висевший на стене огнетушитель, ловко перевернул его – и начал поливать стены.

Сбежался народ. Кое-кому из собравшихся тоже досталась порция пены.

Пустой огнетушитель Эдуард выбросил в пролет лестницы.

С большим трудом Бонифацию, Феликсу и Константе удалось утихомирить юного пожарного, отвести в комнату и уложить спать.