Благодарю за любовь - Вознесенская Юлия Николаевна

Благодаря Жанне совершенно переменился круг общения Виктора: она и до того знала многих эмигрантов «третьей волны», а удостоверение корреспондента радио «Свобода» открывало перед ней почти все двери; круг их знакомых составляли писатели, художники, просто интересные и образованные люди, причем теперь уже и из числа старых русских эмигрантов, обычно не очень- то общавшихся с выходцами из СССР. Жанна сумела подружиться с парочкой настоящих аристократов, например, со стариком Скадовским, сыном строителя феодосийского морского порта, с баронессой, старостой русского прихода. Они сняли большую квартиру возле Кудамм и теперь начали устраивать что-то вроде приемов. Это были не просто вечеринки с бесконечной болтовней о судьбах России, так надоевшей Виктору во времена его жизни с Милочкой в кругу энтээсовцев, а настоящие вечера, на которых всегда присутствовал интересный всем «гость номер один». У них в доме пели Вили Токарев из Нью-Йорка и Алексей Хвостенко из Парижа, читали свои стихи Лия Владимирова из Иерусалима и Анри Волохонский из Мюнхена. Анри советовал Жанне перебираться в Мюнхен: «Вас на «Свободе» возьмут на первую же вакансию!» — уверял он и обещал протекцию. Жанна начала подумывать о том, чтобы и вправду перебраться в Баварию. «Мы здесь живем, как в резервации! — сетовала она на замкнутость Западного Берлина. — У меня от этой Стены начинается стенокардия!»

А еще на их вечерах Жанна пела. Боже мой, как пела Жанна! У нее был низкий, бархатный цыганский голос и соответственно подобранный репертуар. Она и на гитаре играла неплохо и пела под нее романсы и русские народные песни. Но лучше всего у нее получались песни Вероники Долиной, пронзительно женские, до краев наполненные чувством.

Как-то они поехали в Мюнхен на Новый год и Рождество. Заснеженная баварская столица после мокрого и промозглого зимнего Берлина их очаровала. «Хочу, хочу жить в этом городе! — улыбаясь ему сквозь летящий снег, твердила Жанна. — Ты только прислушайся, милый, — здесь снег скрипит под ногами!» Да, зима в том году в Баварии стояла совсем русская, с морозами и метелями, от которых Мюнхен превратился в зимнюю сказку. Они часами бродили по Мариенплатц, где был выстроен игрушечный деревянный городок — рождественский базар. Они рассматривали баварские сувениры, пили глинтвейн, грызли засахаренные орехи, ели жареные колбаски с дымком и запивали их изумительным баварским пивом. А еще они покупали совершенно непрактичные, но такие забавные и радостные глазу поделки из дерева. «Есть вещи, которые ничего не говорят уму, но много говорят сердцу!» — было написано на украшенной резными еловыми шишками дубовой дощечке, и Жанна немедленно ею соблазнилась.

— Ну и зачем тебе эта неуклюжая баварская мудрость? — смеялся Виктор.

— Сама не знаю, но она мне очень нужна! — тоже смеясь, отвечала Жанна, прижимая к груди подаренную им дощечку с шишками. — А когда надоест, я ее кому-нибудь подарю!

Боже мой, как легко ему было тогда с Жанной! И в какую же фурию она превратилась, когда совершенно случайно открыла его измену! Ему и сейчас неприятно вспоминать слова, которые она сказала ему, выпроваживая его из дома. Да-да, он, конечно, заслужил все эти резкие слова, и Жанна оскорбляла его только потому, что любила его всем сердцем и ей было больно. Но ведь если бы она тогда не поспешила, сегодня его роман с Региной уже давно отцвел бы и увял сам собой и был бы забыт… И они могли бы сегодня, как той зимой, бродить по заснеженной Мариен- платц, пить глинтвейн и покупать смешные и ненужные сувенирчики… А почему бы и нет? Это идея! С этого он и начнет примирение, он так ей и скажет: «Давай вспомним наше прошлое: я приглашаю тебя на рождественский базар на Мариенплатц!». Бот только где взять деньги? Неудобно же привести ее на базар и предложить расплачиваться за глинтвейн и сосиски с пивом. Были бы у него деньги, он накупил бы ей целый ворох игрушек и говорил бы, вручая одну за другой: «Поиграй в них пока сама, а потом они достанутся нашему сыну!».

Сыну. Почему-то совершенно некстати вспомнился Ванечка, которому он так и не прислал ни одной германской игрушки. Сколько же ему теперь? Ох, страшно и вспомнить! Ну да ладно, только этих воспоминаний ему сейчас не хватало! Вот будут у него деньги, настоящие свободные деньги, он и начнет помогать брошенному в России сыну. Пора бы уже, если честно… Нет, сейчас он об этом думать не станет, всему свое время. Сейчас надо думать о том, как помириться с Жанной.