Иллюзии красного - Солнцева Наталья

– Пока пусть все остаются в неведении. кроме нас с тобой, – сказала она, когда поток слез иссяк и сменился глухой тоской. – Того, что произошло, уже не изменишь. Этот вечер еще может остаться если не радостным, то хотя бы беззаботным. Пусть моя дорогая сестра порадуется несколько последних часов перед тем, как… – Слезы снова потекли по ее напудренным щекам.

Я чувствовала себя крайне расстроенной. Что же теперь будет? Невозможно скрыть смерть Мишеля от Александры. Рано или поздно она все равно об этом узнает, когда новость разнесется среди общих знакомых и света. Вся Москва сейчас говорит об этом. Скоро заговорит и вся провинция. Красота Мишеля, его взрывной, необузданный темперамент, в сочетании с непринужденным изяществом в обращении, честностью, по-детски наивной добротой, с которой он относился к тем, кого любил, великодушием и отвагой, тонким вкусом, умом, искренней веселостью, – делали его всеобщим любимцем. Друзья обожали его и готовы были идти за ним в огонь и в воду. Пожилые дамы любовались им, а молодые мечтали завоевать его внимание. Удалось это сделать в полной мере только одной Александре.

Любовные похождения Мишеля Протасова стали притчей во языцех в свете; мужей всех рангов и возрастов бросало в дрожь и холодный пот, когда он легкой походкой входил в бальную залу, гарцевал на своем тонконогом ахалтекинце,[11] или в своем блестящем военном мундире, позвякивая по ступенькам тяжелым палашом, всходил по лестнице с визитом.

Он никогда никому не рассказывал о своих связях с женщинами, и всем оставалось только гадать, которая из известных в Москве или Петербурге красавиц является в данный момент его любовницей. Зависть закипала в женских глазах, не один драгоценный веер был поломан изящными ручками в порыве досады, не одна кружевная подушка обильно орошалась горючими слезами, когда белые петербургские ночи опускали свое сумрачное покрывало на дворцы и набережные, а московская луна заглядывала в высокие окна дворянских особняков на Арбате. Загадочный Мишель был доступен и неуловим одновременно.

Братья Протасовы все отличались статью, красотой, диким характером, и славой вожделенных любовников. Женская половина их семьи жила в постоянном страхе и трепете – дуэли, разборки, карты, военные кампании, опасные путешествия, буйные пирушки, – далеко не полный перечень того, чем занимались мужчины этой фамилии.

Весь остаток вечера, пока не начали разъезжаться гости, я провела в размышлениях о Мишеле. Невозможно было представить его мертвым, в гробу. Интересно, что все-таки случилось? Каким образом он расстался с жизнью?

Я смотрела на Александру, и видела, что эта смерть, о которой она еще ничего не знала, уже непонятно как, наложила на нее свой отпечаток. Словно над барышней появилась неясная и зловещая тень, накрывшая ее всю целиком своим мертвящим покрывалом. Она улыбалась гостям, мило с ними беседовала, даже танцевала, – делая все это отрешенно, как бы выполняя назначенную ей роль. Чувства и мысли же ее, по всей видимости, обитали в других просторах, в которые никому из присутствующих ходу не было.

Ночная гроза, спалившая старую липу, оказалась действительно дурным предзнаменованием. Красное. Смерть. Я вспомнила алые сполохи небесного пламени, объявшие огромное дерево, малиново отсвечивающие потоки воды, льющиеся с черного неба, завывания ветра… и поежилась. Что готовит нам предстоящая ночь?

Вот и все события сегодняшнего невеселого дня, который хорошо начался, но дурно закончился. Мы с Марией Федоровной никому ничего так и не сказали. Гости разъехались. Тихие летние сумерки опустились на опустевший дом, все разошлись по своим комнатам спать. Только я сижу у приоткрытого окна и дописываю эти строчки. Сегодня моя очередь дежурить первую половину ночи. Да и сон все равно не идет.

20 июня.

Сегодня день луны. Число два – число луны, этому меня научила Александра. Она увлекается астрологией, очень любит смотреть на звезды. В такие моменты глаза ее разгораются каким-то странным и жутким огнем, все лицо преображается, словно она видит там что-то родное, близкое и понятное, которое ей пришлось оставить и которое манит ее неодолимо. Словно она что-то забыла в этих непроглядных темных далях, наполненных дрожащим мерцанием таинственных светил.

– Посмотри, Полина, какой простор, – однажды сказала она мне. Мы стояли на балконе второго этажа и слушали ночные звуки – шелест сада, уханье филина, какие-то шорохи, плеск воды в пруду.

– Это русалки. У них длинные-длинные волосы, а хвосты блестят в лунном свете…

– Что вы тут делаете? – замирающим от страха шепотом спросила кузина Полторацкая, которая гостила у нас тем летом.

Тогда-то я и познакомилась с тобой, Марго. Для тебя ли я веду этот дневник, или уже для себя, не знаю. Но только не могу лечь в постель, пока не опишу все события прошедшего дня. Впрочем, не буду отвлекаться.

– Мы подслушиваем разговор русалок! Как ты думаешь, – спросила Александра кузину, – они видят звезды?

– Маман велит мне думать, что никаких русалок не бывает, это все вздор и деревенские выдумки.

– И ты думаешь то, что тебе кто-то велит?

Александра фыркнула от возмущения, а я тихонько рассмеялась.

– Конечно же, нет. – Кузина перевесилась через перила, пытаясь рассмотреть темную гладь пруда, едва различимую между деревьев. – А что, это правда, будто русалки – умершие от любви девушки? Они водят в своем подводном царстве хороводы, достают жемчужины из раковин и заманивают изменчивых молодых людей к воде, чтобы утопить?

– Правда. – Александра улыбалась своими ярко красными, а в темноте почти черными губами, и непонятно было, шутит она, или говорит серьезно. – Они ловят в воде звезды и превращают их в драгоценные камни. И кто такой камень заимеет, никогда не умрет!

– Ой… – кузина широко раскрыла свои еще совсем детские глаза, – а бабушка мне рассказывала, что в полнолуние нельзя подходить к воде.

– Почему? – удивилась я.

– Потому что… – она подняла голову и огляделась, как будто боялась, не подслушивает ли кто, – в лунную ночь вокруг летают сильные души и могут приманить к себе любовь девушки.

– Что-что? Что за «сильные души»?

– Не знаю. Бабушка говорит, есть души сильные и есть души слабые. Такая сильная душа если захочет, обязательно приманит к себе слабую. Они невидимы в лунную ночь. Особенно много таких душ у воды. Может быть, они разговаривают там с русалками?

– И как же, по-твоему, они приманят? – Мне становилось все интереснее. Я знала, что в роду у Полторацких, по женской линии, есть какая-то таинственная сила. Что это за штука, никогда слышать и видеть не приходилось, но многие говорили об этом. Притом непременно шепотом и с большими от ужаса глазами. До сих пор мне казалось, что все это шутки, или глупые слухи, которых достаточно обо всех любили распускать в свете от скуки. И теперь у меня появился шанс услышать кое-что из первых уст.

– Когда ты подойдешь к воде, залюбуешься, то как бы откроешься для красоты, как цветок раскрывает свои лепестки на утреннем солнце. Но тут ночное светило – луна… И сильная душа, особенно если это душа мужчины, проникнет в самое твое сердце, и… тогда уж нет спасения.

– А что потом?

Разговор заинтересовал даже Александру, которую трудно было увлечь чем-либо.

– А потом… – кузина задумчиво смотрела в глубину освещенного луной сада, – приезжаешь на бал, например, и видишь молодого гусара или кавалергарда, и – все…

– Что все?..

– Какие вы непонятливые! Все – значит, все. Влюбляешься! Навеки. До самой смерти. А может быть, и дольше.

– Куда уж дольше? – не выдержала я.

– А ты не смейся, Полинушка. Вы, французы, в нашей русской жизни ровным счетом ничего не понимаете. Наша жизнь – это загадка. И не каждый ее отгадать сможет.

Александра заколола рассыпавшиеся по плечам волосы, и держа во рту шпильки, подбирала непослушные пряди, пытаясь привести прическу в порядок.

– Влюбляешься, это понятно.

– Что тебе понятно?! – кузина возмутилась. – Я тоже раньше думала, что мне все понятно. А когда с бабушкой начала беседовать вечерами, тут-то до меня и начало доходить, какие мы слепые котята.

– А бабушка на картах гадать умеет? Давайте ее попросим!

– Не… – кузина махнула рукой. – Не будет она. Я ее раз попросила погадать мне на жениха, так она отказалась, сказала, что я мала еще, и мне не о женихах надо думать, а учиться по-французски. Тогда к нам Марго и приехала.

– Что ж, так и не погадала тебе? – удивилась Александра.

– Не-а… Слу-ушай! Я тогда в тебя, Алекс, так влюблена была, мы с девчонками все тебя обожали… Ты тогда веер свой у нас забыла, так Софи его нашла, спрятала, и мы все его целовали по очереди и прижимали к груди. Это у нас такой ритуал был, вроде посвящения в женскую жизнь.