Торнадо нон-стоп - Солнцева Наталья

Виктор не понимал, что от него требуется, и злился. Он считал ее претензии необоснованными и называл их «глупыми капризами». Аглая Петровна, как и всякая женщина в глубине души, хотела только одного, – чтобы все свои восхищение и любовь ее супруг или возлюбленный оказывал ей при людях так же, как и наедине. Это казалось ей необходимым условием, чтобы бывать в обществе вдвоем и получать от этого удовольствие, а не испытывать разочарование и обиду. Но, поскольку она не смогла достигнуть с Виктором согласия по этому животрепещущему вопросу, то и в обществе предпочитала бывать одна, без дражайшего супруга. Постепенно это вошло в привычку и стало само собой разумеющимся.

Виктор, озабоченный совершенно другими вещами, – то есть, отстаивая свою «свободу» не сопровождать супругу на всякие раздражающие его тусовки, – не замечал этого опасного перекоса в их отношениях, который медленно, но верно перерастал в трещину, грозившую разрушить их брак.

Так или иначе, взаимное непонимание, нежелание находить точки согласия и идти на компромисс, способствовало накоплению внутреннего недовольства друг другом. И Виктор, и Аглая не высказывали того, что им не нравилось и вызывало раздражение, чтобы не доставлять друг другу неприятности и «не портить отношения». Вся штука заключалась в том, что невысказанное недовольство как раз и портило те самые отношения, которые супруги хотели сохранить.

Аглая Петровна заимела любовника, чтобы таким образом отомстить Виктору за его нежелание прислушиваться к ней, и за его неспособность любить ее так, как она хочет.

Виктор оказывал жене все меньше внимания и заботы, в свою очередь пытаясь отомстить ей за претензии и капризы, и все больше отдаляясь от нее.

Аглая Петровна, имея в любовнике все то, что не хотел или не мог давать ей супруг, перестала замечать его невнимание, черпая его из другого источника. Она превратилась в спокойно-безразличную женщину дома, раскованную и интересную даму на работе, и страстную, нежную возлюбленную с другим мужчиной. Ее это устраивало.

Виктор же приходил в недоумение. Его способы воздействия на непокорную и «излишне требовательную» супругу оказались исчерпанными, и он попал в тупик. Он понял, что ни за что не хочет потерять жену, какой бы капризной или бестолковой она не была, и начал нервничать. Ему уже казались глупыми и незначительными такие ее «серьезные недостатки», как бесконечное хождение по антикварным магазинам и покупки там совершенно не нужных, на его взгляд, вещей, или нелюбовь к домашнему хозяйству. Виктор чувствовал назревающий разрыв и не знал, чем залатать стремительно растущую брешь в днище их семейного корабля.

Непредвиденное событие вмешалось и приостановило катастрофу. Аглая Петровна, которая поехала в Мамонтовку, дабы взять там интервью у некого господина Матвеева, нашла там труп, вместо красивого и интересного владельца элитного собаководческого клуба «Звезда», который должен был раскрыть читательницам журнала, что ему нравится в женщинах и как он добивается их расположения.

Госпожа Соломирская, в темноте, одна, вошла в дом, в котором лежал холодный посиневший мертвец, и… Она до сих пор не могла прийти в себя от жуткого потрясения. Она с трудом засыпала и вскрикивала во сне от преследующих ее картин убийства. Она должна была больше часа отвечать на вопросы милиции. Она! Которая сама привыкла расспрашивать людей и выносить суждения!

Аглая Петровна решила, что это кара Господня! Это наказание ей за то, что она неправильно жила все эти годы, не ценила своих близких, предъявляла претензии и желала, невесть чего! Все это привело ее к супружеской измене… И она не только не раскаивалась, не казнила и не проклинала себя, а еще и получала от такой жизни удовольствие, наслаждалась ею и радовалась, что может испытывать все эти чудесные чувства и ощущения. Это, конечно, не могло остаться безнаказанным! И вот пришла расплата за грехи тяжкие! Это убийство оказалось тем громом небесным, который отрезвил ее, показал ей всю глубину ее падения, и вернул обратно в лоно семьи.

Аглая Петровна напилась кофе, и подумала: а не родить ли ей ребенка?

Человек в темных очках шел не торопясь, аккуратно обходя лужи. Впереди него на поводке шла красивая собака, колли, с густой расчесанной шерстью. Человек очень любил свою собаку. Он подошел к киоску, в котором торговали пиццей и горячими бутербродами, протянул продавщице деньги.

– Большую пиццу, пожалуйста!

Женщина внимательно посмотрела на покупателя, пересчитала деньги, подала в окошечко коробку с пиццей вместе со сдачей. Что-то ей не совсем понравилось. Странный мужчина, и движения у него странные. Очки темные нацепил, а погода пасмурная. Слепой, что ли? Жалко, если так. Парень еще совсем молодой, лицо тонкое, интеллигентное, фигура рослая, держится с достоинством… и слепой. Жалко! Собака у него очень красивая. Поводырь, наверное.

Продавщицу отвлекли другие покупатели, и она думать забыла о слепом и его собаке.

Мужчина в темный очках уселся на скамеечку в сквере и принялся есть пиццу. Собака неотрывно смотрела на еду, и едва слышно поскуливала.

– Что, проголодалась? На, ешь! – Он оторвал большой кусок пиццы и дал собаке. – Сейчас поедим, и за дело!

Ветер немного разогнал тучи, и сквозь их серую пелену золотисто и ясно проглядывало солнце. Молодые клены шумели листвой, пахло дождевой свежестью. Слепой не мог всего этого видеть, но он очень обостренно чувствовал. Вокруг него шелестела и дышала теплом аллея, со своими деревьями, в кроне которых тенькали и посвистывали синицы, сырыми после дождя скамейками, чугунными оградами, на которые взлетали и садились, хлопая крыльями, голуби, с большими лужами, в которых плавали примятые осыпавшиеся лепестки цветов. Слепой жил в мире звуков и запахов, предметов, которые можно потрогать, и этот его мир был по-своему богат и полон особых красок, ощущений и прелести бытия.

Пицца была съедена, и собака отнесла в зубах и положила в урну пустую коробку.

– Спасибо, Сильва! – сказал слепой, как будто он видел происходящее. – Ты у меня такая умница!

По аллее, стуча каблучками, шла женщина, очень прямая, высокая, в сером костюме и изящной шляпке. Слепой не мог ее видеть, но собака напряглась и натянула поводок. Она была отлично выучена и не издавала никаких звуков. Мужчина насторожился.

– Что, она идет, Сильва? Смотри! Нюхай!

Сильва смотрела в сторону женщины и принюхивалась, улавливая ее запах.

– Ну, что? Это она? – спросил слепой, как будто собака могла его понимать.

Но Сильва, кажется, отлично понимала своего хозяина, потому что снова натянула поводок, как бы подтверждая, что женщина та самая, которую они ждут.

– Тогда пошли! За работу, Сильва! Вперед!

Слепой встал со скамейки, и собака повела его навстречу женщине в сером костюме.

– Здравствуйте! – сказал слепой, когда они поравнялись.

Женщина поздоровалась в ответ, удивленно глядя на мужчину с собакой. Она не узнавала его и чувствовала себя от этого ужасно неловко.

– У меня для вас письмо, – сказал слепой.

– Письмо? От кого?

– Вы узнаете это, когда прочтете его, – ответил слепой.

Собака уселась у его ног и преданно смотрела на женщину блестящими глазами.

– Но…для того, чтобы посылать письма, есть почта, – робко сказала женщина. – К тому же…вы можете передать письмо в офис, в официальном порядке.

– Нет, я должен передать это письмо вам, лично в руки. Вы ведь Алла Викентьевна? Я не ошибся?

Слепой сказал это из вежливости, чтобы женщина не смущалась так и не пугалась. Люди чувствуют себя спокойнее, когда с ними разговаривают. Так учил слепого его знакомый. А ошибиться он не мог, потому что собака узнала женщину. Сильва еще ни разу его не подвела.

– Возьмите письмо, Алла Викентьевна! – сказал слепой, вынимая из кармана конверт и подавая женщине. – Я инвалид, и мне тяжело передвигаться по городу. Вот собака только и выручает! Не заставляйте меня приходить еще раз. Поверьте, что каждый выход из дому дается мне с большим трудом.

Алле Викентьевне стало стыдно. Как же она сразу не догадалась: собака, темные очки в пасмурный день… Ужас какой! Слепой человек принес ей какое-то письмо, а она еще раздумывает, брать или не брать, рассказывает ему что-то про почту и офис. Она стала черствой, бездушной, как многие люди вокруг. Чего она боится? Что инвалид принес в конверте бомбу? Да кому она нужна, чтобы ее взрывать? Заурядная секретарша…

Но если она и заурядная, то ее шеф, Игорь Анатольевич Громов, далеко не заурядный человек. Опасность может грозить ему.

– Да ведь письмо-то принесли мне, а не Громову. Если бы там была взрывчатка, какой смысл давать его мне в руки? Тогда бы его как раз и принесли в офис. И адресовано оно было бы не мне, а шефу, – думала Алла Викентьевна, лихорадочно соображая, стоит ей брать письмо, или нет.