Алмазный эндшпиль - Михалкова Елена

…Когда все закончилось, Майя закрыла дверь и обессиленно прислонилась к стене. Серые коридоры, приехавшая на вызов опергруппа, понятые, у которых были знакомые и вместе с тем пугающе чужие лица, какие-то люди, расхаживавшие по квартире Веры как по своей собственной, разговоры, бумаги, запахи – все это слиплось в большой нечистый ком, который катился на Майю и готов был вот-вот поглотить и ее саму.

Следователю она несколько раз повторила то, что они придумали с Антоном: час назад ей показалось, что дверь в квартиру соседки приоткрыта, она зашла и увидела тело. Несколько минут приходила в себя, а затем позвонила в милицию.

Марецкой поверили. Ее слова звучали убедительно. И кому могло прийти в голову, что Веру убили из-за человека, прятавшегося все это время в квартире Майи?

Ее охватила такая усталость, что она испугалась: сейчас упадет прямо здесь, в прихожей, не в силах дойти до своего кухонного диванчика.

– Антон! – позвала она жалобно.

Он появился сразу же, возник из ниоткуда, точно вышел из стены, и Майя уцепилась за него как за спасительную веревку, брошенную с корабля утопающему. Антон помог ей дойти до кухни, и она повалилась на диван.

– Все прошло нормально?

Майя молча кивнула и закрыла глаза. Ничего не видеть, ни о чем не думать, никого не вспоминать.

Он присел рядом, положил ей руку на лоб. Майя подумала, что сейчас он нажмет на одному ему известную точку – и она отключится, но Антон ничего не делал: просто сидел и держал тяжелую ладонь у нее на лбу.

Она наконец открыла глаза. Смерть прошла рядом, так близко, что холод от нее обжег Майю. При одном воспоминании о том, как убийца пробежал мимо нее, прятавшейся за дверью, Марецкую охватывала дрожь, с которой она ничего не могла поделать.

Мужчина, сидевший рядом, показался ей в эту минуту воплощением жизни. Он был вызов, насмешка над смертью, потому что спасся и выжил. Даже когда он истекал кровью, был беспомощен и зависим от нее, в нем все равно чувствовалась сила.

Майя смотрела на него, и вдруг с каким-то отчаянием приподнялась, обняла за шею и прильнула губами к его губам. Он кололся щетиной, он весь был очень твердый, бугристый, пугающе неподвижный, и она уже испугалась, что сделала глупость, невероятную глупость! И решила, что сейчас нужно будет быстро отыграть все назад с минимальной потерей лица, притвориться, что ничего не произошло, просто у нее было легкое умопомрачение, только и всего! Легкое умопомрачение, у женщин это случается, они сами не знают, что на них находит в такие секунды…

Как вдруг он словно проснулся. Руки прижали ее к себе с такой силой, что Майя охнула, а в следующий миг ее закрутило, смяло, втянуло в смерч, который с грохотом смел со стола посуду, сорвал с них обоих одежду и зашвырнул куда-то, где не было ничего, кроме их жадных тел и острого, как боль, наслаждения.

Утром Майя проснулась от солнечного луча, пощекотавшего ей нос. Некоторое время лежала, не понимая, почему ей в спину не впивается ее костистый диванчик. Ей казалось, что за последнюю неделю диванчик изрядно похудел и все его острые ребра еще сильнее стали выдаваться наружу.

Но сейчас диванчик вел себя смирно. Приподнявшись, Майя поняла почему: вчера она уснула не в кухне, а в комнате, на широкой кровати, рядом с Антоном.

Она осторожно, украдкой посмотрела на него и сразу отвела взгляд, будто обожглась. В утреннем свете лицо у него было мужественное, собранное. Странное дело: сон не смягчил черты, не размазал, а заострил их и придал лицу цельность. Как будто во сне с Антона спала маска незаметного курьера, и открылся жесткий, скрытный человек, совсем чужой, занесенный в тихую жизнь Майи не то штормом, не то ураганом – словно моряк, выброшенный на побережье возле маленькой деревушки, где женщины благочестивы и скромны.

«Да уж, скромны, – подумала Майя, вспоминая вчерашнюю ночь и краснея. – Господи, что на меня нашло… После убийства Веры! Какой ужас…»

Но она запретила себе думать о Вере. Рана была слишком свежа.

Предстояло как-то выпутаться из создавшегося положения. С одной стороны, «а что такого?» – говорила Майя, убеждая себя, что смешно разводить церемонии между двумя взрослыми людьми, которым захотелось секса.

С другой стороны, ей было неловко, и скрывать это от самой себя было бы глупо. И еще Майя злилась. «Чувствую себя школьницей после первого поцелуя, которая гадает, позвонит ей понравившийся мальчик или нет».

Так и не придя ни к какому решению, она тихонько встала, завернулась в одеяло и подошла к окну. Во дворе, независимо задрав облезлый хвост, прохаживалась полосатая мурка, а по веткам за ней скакали, перебрасываясь грубыми шуточками, распоясавшиеся воробьи. В окнах дома отражались старые липы, и казалось, что в каждой квартире зеленеет свое майское дерево.

Проснувшийся Антон наблюдал за женщиной сквозь полуоткрытые ресницы. Взъерошенные волосы у Майи на затылке торчали, как иголки у ощетинившегося ежика. Одеяло тянулось за ней по полу, как королевская мантия. Все вместе смотрелось смешно: ежик в мантии.

Она наклонилась вправо, высматривая что-то во дворе, и Антон залюбовался ее профилем. Короткая стрижка подчеркивала высокую линию скул, нежную кожу, казавшуюся голубоватой в утреннем свете, безупречную шею с впадинкой возле косточки…

Антон давно пользовался женщинами, не привыкая ни к одной; он легко начинал необременительные отношения и так же легко заканчивал их. Его все устраивало. Просыпаясь по утрам в теплой чужой постели, он не чувствовал ничего, кроме приятной неги во всем теле. И партнерш он интуитивно старался выбирать себе под стать: таких же легкомысленных, не ищущих серьезных и долгих связей. Правда, рано или поздно почти каждая пыталась привязать его к себе, и тогда он уходил. В игру с привязанностями Антон больше не играл.

И к этой женщине он не собирался привыкать. Собственно говоря, она уже больше не нужна ему, и можно уходить, тем более после того, что случилось вчера. Но он решил пока остаться. «Может быть, через пару дней, – сказал себе Белов. – Здесь мне пока ничего не грозит, раз они решили, что меня увезли в больницу. А если вернусь к себе, черт его знает, что меня может там ожидать».

Майя внезапно обернулась, словно почувствовав его взгляд, и Антон не успел притвориться спящим. Поэтому испытал секундную растерянность, когда яркие синие глаза уставились на него. Надо было защититься, надеть проверенную маску пресыщенного любовника, ласково сообщающего своей крошке, что вчера они провели прекрасную ночь… Довольная ухмылка уже тронула его губы, но он не успел ничего сказать. Майя прижала к его губам теплую ладонь и покачала головой.

Когда минуту спустя она убрала ладонь, улыбки на его губах уже не было. Женщина прижалась к нему, благодарно потерлась нежной щекой о его колючую кожу, и Антон, против воли, закрыл глаза, провел ладонью по ершику на ее затылке.

– На работу не опоздаешь? – хрипловато спросил он.

– У меня сегодня выходной, – помявшись, ответила Майя.

Заминка не ускользнула от Антона.

– Выходной? В пятницу?

– Весь салон сегодня не работает, – пояснила она. – Так что выходной у всех.

Это была правда: накануне Верман объявил, что им с Семой нужен свободный день «для обмозговать наше положение». Майе подумалось, что он просто-напросто не может больше видеть за стеклами витрин машину с испачканными грязью номерами – ежеминутное напоминание о том, что Хрящ не выпускает их из-под колпака.

«Отдохните, Моня, – сочувственно сказала она тогда. – Выйдем в субботу, ничего страшного за один день не произойдет».

– А что с салоном? – спросил Антон. – Почему именно пятница – выходной?

Что-то, видимо, отразилось на лице Майи, потому что Антон привстал и всмотрелся в нее.

– Э-эй, – позвал он. – Что-то случилось?

И тогда Майя неожиданно для себя выложила все, что произошло.

Антон слушал очень внимательно и ни разу не перебил ее. Майя уже отвыкла от мужчин, которые умеют так слушать.

– И теперь я не знаю, что делать и как им помочь, – закончила она. – Верман с Дворкиным оказались между молотом и наковальней, и мне больно на них смотреть. Что бы они сейчас ни придумали – все будет плохо. Если то, что они говорят о Хрящевском, истинно хотя бы наполовину, то им нужно бежать и скрываться. Но бежать они не хотят – считают, что он их найдет.

– Правильно считают, – подтвердил Антон. – Н-да, любопытная история… Слушай, мне только одно в ней непонятно.

– Что?

– Верман попытался смошенничать. И мне его ничуть не жаль, потому что он сам выбрал свою участь. Не обижайся, но для меня он всего лишь жулик, который решил кинуть глупую девицу. Девица оказалась подставной, но это дела не меняет.

– Я не обижаюсь, – грустно сказала Майя, думая о том, насколько далека эта характеристика от Мони Вермана.

– Тогда объясни мне: что ты делаешь в этой истории? Тебе предложили уйти, но ты этим предложением отчего-то не воспользовалась. Но почему? Твоих евреев ждет печальное будущее. Кто бы ни добрался до них первым, Купцов или Хрящевский, им в любом случае не поздоровится. Но зачем тебе быть замешанной в этом? Сейчас нужно держаться как можно дальше от них, потому что они лезут в откровенную уголовщину. Ты это понимаешь?