Кубинский зал - Харрисон Колин

Такова была и Элисон – во всяком случае, мне казалось, что я не слишком ошибся в своих догадках. И вот в один прекрасный день, после того как я разделался с обедом, она подошла ко мне быстрой и решительной походкой с чашечкой кофе в руках и сказала.

– У меня к вам один вопрос, мистер Уайет. Мне кажется, вы располагаете временем. Я права?

Я заглянул в ее темные глаза:

– Это действительно так. Но как вы?…

– Вы производите впечатление свободного человека.

– Свободного – да, беззаботного – вряд ли.

– Я вижу, вам у нас нравится, – сказала она после непродолжительного раздумья и, наклонившись ко мне, положила в кофе сахар и молоко, хотя я ее ни о чем не просил. – Если р. ы не возражаете, – добавила она, размешивая кофе ложечкой.

– Вовсе нет. Именно такой кофе я и пью… как правило. Большое спасибо.

– Я… – Она перестала мешать. – Я знаю.

– Знаете?

– Да, мистер Уайет. Я довольно наблюдательна.

– Зовите меня просто Билл. И если можно, давайте на «ты».

– Хорошо… Билл. Так на чем мы остановились? – Она слегка наклонила голову. – Ах да!… Ты свободен, но… не беззаботен.

– Да, – сказал я. – Но это не тайна.

Она моргнула, может быть даже нарочно.

– А что – тайна?

Я запнулся.

– Думаю, ты знаешь лучше меня.

Она переступила с ноги на ногу.

– Мне просто стало интересно, почему ты приходишь сюда каждый день… – Вот она, лазейка, дверь в чужую жизнь! И стоит только войти в нее, назад хода не будет. – Разумеется, мы всегда рады тебя видеть, – добавила она.

– Надеюсь, у вас я не единственный посетитель со странностями?

– Ты прав… – Элисон вздохнула. – Видел бы ты, какие странные типы к нам иногда заходят!

Я согласно хмыкнул, следя за тем, как ярко-алый ноготь Элисон нервно впивается в шерстяную ткань ее брюк.

– Впрочем, есть один тип клиентов, которого нам недостает, – сказала она.

– Какой же?

– Донжуаны.

– Донжуаны?

Она взглянула на меня с притворной серьезностью:

– Можешь думать все, что угодно!

– А что я должен думать?

– Например, что в Нью-Йорке не должно быть недостатка в людях, умеющих флиртовать по-настоящему. – Элисон снова склонила голову и слегка приоткрыла рот, словно вызывая меня на спор.

– А разве это не так? – спросил я.

– Нет.

– Ужасно, – сказал я.

– Хуже. Это невыносимо! – ответила она. – И из-за этого некоторые люди чувствуют себя очень одинокими.

Я только улыбнулся, опустив голову чуть не к самой тарелке.

– Ты так и не ответил на вопрос, который я подразумевала.

Я поднял голову:

– А именно?

– Ты сказал, что свободен, но мы не знаем, умеешь ли ты флиртовать.

– Верно, – согласился я. – Зато мы знаем нечто противоположное.

Элисон, похоже, была приятно удивлена.

– Нечто противоположное?…

– Мы знаем… – Теперь я уже не отводил взгляд, а смотрел ей прямо в глаза. – Что ты умеешь флиртовать, но нам не известно, свободна ли ты.

– Что ж, верно. – В ответ на мой выпад Элисон только повела плечами и тут же сравняла счет: – Но ведь именно так и должно быть!

– Вот как?

– Да. Тем не менее – спасибо.

– За что же?

Она наклонилась над столом:

– Это была очень милая пикировка.

– Пожалуй, – согласился я.

– Ты всегда так хорошо играешь… словами? Я снова посмотрел ей в глаза.

– О’кей, я сдаюсь, – сказал я.

– О нет, только не сейчас. Не сдавайтесь, мистер Уайет!

Я протянул ей руку:

– Мы же договорились: Билл, «ты»…

– Очень приятно. – Элисон слегка пожала мою руку. Ее ладонь была маленькой, прохладной и довольно сильной. – Я очень рада такой нашей… встрече.

И. небрежно извинившись. Элисон повернулась на каблуках и поспешила в кухню, где якобы назревала какая-то проблема. Провожая ее взглядом, я не без удовольствия подумал о том, что наша милая глупая болтовня содержала в себе тонкий намек на то, что может последовать дальше. Элисон мне нравилась, я нравился ей, и мы оба это знали, но кто мог сказать, что все это означает? Может быть, дружбу, может быть – простое расположение, а может – предложение великолепного, бурного секса. Город часто предоставляет людям подобные возможности. Другое дело, готовы ли они ими воспользоваться.

Итак, мы начали разговаривать; вернее, разговаривала в основном Элисон. Чуть не каждый день, проходя мимо моего столика, она сообщала мне тихим, заговорщическим шепотом, что натуралы-подсобники опять поссорились с «голубыми» официантами, или что она «должна уволить официантку-наркоманку», или что «одну леди вырвало в дамской комнате, и теперь она не хочет выходить». Время от времени Элисон потихоньку показывала мне почтившую ресторан своим присутствием знаменитость; клиентку, которую ожидали сразу два лимузина (один для нее, а другой – для ее собак); мужчину, который мог съесть три бифштекса подряд. Это было увлекательное шоу, и Элисон управляла им умело и уверенно, хотя это было нелегко. Десятки служащих, сотни клиентов, деньги, ручьями текущие в кассу. Несмотря на то что по степени воздействия на физические и моральные силы вечерние рабочие часы здесь равнялись стихийному бедствию, ресторан был известен, если можно так выразиться, своим постоянством, своей неменяющейся индивидуальностью, которую Элисон норовила несколько утрировать или, скорее, театрализовать. Здесь, как в любой человеческой драме, глупость кричала о себе на весь зал, честность мирно храпела под столом, слабость лизала задницу силе, а похоть пичкала коктейлями одиночество. Из вечера в вечер, стоя возле конторки метрдотеля или поднимаясь по застеленной ковром лестнице в верхние залы, Элисон замечала женщин, которые – поодиночке или стайками по две-три – приходили в бар в последний час перед закрытием с единственной целью найти себе мужчину. Некоторым везло, тогда как остальным суждено было снова спать в одиночестве. Много раз Элисон, легким кивком головы указав мне на какого-то мужчину, женщину или парочку, сообщала тоном опытного гандикаппера ^[9]: «Погляди-ка туда, Билл. Круто заваривает. Вот увидишь – больше часа он не продержится». И ее скептицизм чаще всего оправдывался. Официанты, обслуживавшие залы наверху, часто вынуждены были разводить повисших друг на друге мужчин и женщин или просить леди застегнуть блузку, а то и поднимать с пола не рассчитавшего силы клиента.