Кубинский зал - Харрисон Колин

По долгу службы Элисон приходилось заниматься решением подобных проблем и конфликтов. Бывало, я в течение целого дня наблюдал за ней, за ее работой, за тем, что и как она делает, и это сблизило нас еще больше. Мне казалось, я уже неплохо знаю Элисон, и это действительно было так. Я догадался, что за уверенностью, с которой она управлялась с десятками служащих и клиентов, за строгими очками деятельной и энергичной бизнес-леди скрывается все то же одиночество. Как-то Элисон рассказала мне, что живет в роскошной квартире на Восемьдесят шестой улице, все окна которой глядят на север – на такой же многоквартирный дом на другой стороне улицы, и только окно столовой выходит на запад, так что из него видны холмы и лужайки Центрального парка. Квартира досталась ей от отца, давно овдовевшего банковского служащего, и Элисон призналась, что когда она переехала туда после его смерти, ее долго не оставляло тяжелое чувство. В самом деле, кому захочется жить в огромной и пустой квартире своего покойного отца? «Особенно на меня действовали обои, старые запахи и прочее, – сказала мне Элисон. – Это было просто невыносимо/.» Со временем, однако, она привыкла, и ей начали импонировать как обилие свободного места, так и внимание прежних соседей отца, многие из которых приняли в ней почти родительское участие. Комнаты оказались очень уютными, и это тоже было немаловажно: человеку, который живет и работает в Манхэттене, просто необходим отдых, после того как он целыми днями сталкивается с прямыми линиями и острыми углами тротуаров, машин, лиц, и Элисон не была исключением из общего правила.

В течение нескольких недель мы болтали почти ежедневно – главным образом, когда в офисах и конторах заканчивался обеденный перерыв и посетителей почти не было. Тогда Элисон подсаживалась за мой столик и рассказывала о том или другом из своих случайных любовников. Как правило, все они были уверены в себе, умны, наделены чувством юмора, хорошо образованны и все равно – ущербны. Каждому чего-то не хватало, признавалась мне Элисон, и дело было не в положении, деньгах или умении ухаживать, а в чем-то совсем другом, для чего она даже не могла найти подходящих слов. Разумеется, мы все в чем-то ущербны, все без исключения, однако Элисон, похоже, обладала особой способностью открывать эту ущербность в мужчинах. Если бы она не нравилась мне так сильно, я мог бы сказать, что она слишком капризна, чрезмерно разборчива, болезненно тщеславна и склонна к мрачному скепсису. Либо она переоценивает мужчин, либо недооценивает себя, думал я, но когда я увидел нескольких ее ухажеров, заходивших за Элисон в ресторан, они показались мне – даже мне! – совершенно нормальными. В чем тут дело, гадал я, и вскоре составил свое представление о том, как Элисон строила отношения с респектабельными мужчинами. Для затравки она позволяла им пригласить себя на ужин или в театр, затем быстренько запускала их к себе в постель – один рал. Можно было подумать – она придерживается какого-то правила или, скорее, инструкции. Затем Элисон преспокойно переходила к другому претенденту, и история повторялась. Вот только что это может значить, я никак не мог взять в толк.

– Можно подумать, ты не особенно стремишься замуж, – сказал я ей однажды.

– Не особенно. – Элисон согласно пожала плечами. – Не думаю, чтобы из меня получилась примерная жена. Я ведь пробовала когда-то, но ничего не вышло.

Я стал расспрашивать, и она сказала, что вышла замуж, когда ей было двадцать с небольшим, однако этот брак оказался коротким и крайне неудачным.

– Впрочем, если бы я встретила подходящего человека, мне хотелось бы завести ребенка, – добавила она. – В крайнем случае можно взять малыша из приюта… Знаешь, как много очаровательных китайчат нуждаются в матери?…

Она не стала больше распространяться на эту тему, но ее лицо еще долго оставалось печальным и настороженным, словно она боялась даже думать об этом. Скорее всего, Элисон понимала, что время работает против нее. Она, разумеется, тщательно следила за своей внешностью, однако это не отменяло ее принадлежности к тому типу женщин, которым красота нужна, чтобы скрыть свою разочарованность в жизни. А Элисон по-прежнему была далека от полного удовлетворения. Ее тело казалось не столько по-девичьи молодым, сколько неиспользованным, в том числе и для материнства. Я знал, что материнство – и не столько вынашивание и кормление грудью, сколько годы хронического недосыпания – воздействует на женское тело самым разрушительным образом, и все же матери, которых я когда-то знал, не возражали, ибо, принеся себя в жертву, они были вознаграждены детьми.