Танцы марионеток - Михалкова Елена

– Ах ты гнида! – зарычал Сергей, не сдержавшись.

Трубка отозвалась короткими гудками.

Олег Борисович хохотал уже пять минут – взлаивал, гоготал, морщил нос и раздувал щеки. На сидевшую напротив него девушку это не производило никакого впечатления.

– Валерьянки выпей, – посоветовала она, устав ждать, пока отец успокоится. – Придешь в себя.

– Ах ты…

Поток нецензурной брани излился из Тогоева, как до того изливался смех. Его дочь не моргнула и глазом: к истерикам отца она успела привыкнуть за то время, что жила у него.

– Ты! Подставить меня захотела, а?! Чего задумала?! Во что ввязалась?! Сыщика на хвосте привела, дура!

– Ты свихнулся на том, что тебя все хотят подставить! Ни о чем другом говорить уже не можешь. Попробуй понять, что не все постоянно думают о том, как бы подложить тебе свинью. Папочка!

Сарказм в ее голосе охладил Олега Борисовича.

– А с сыщиком ты сам разберешься, – добавила она, внимательно следя за отцом. – Или уже разобрался?

Тогоев застыл.

– Откуда ты знаешь?

Юле несложно было выдерживать видимость «ледяного спокойствия», поскольку из всех способов воздействия на отца этот производил наиболее подходящий для ее цели эффект, но тут она рассмеялась:

– Пап, ты такой предсказуемый! Вы все предсказуемые – и ты, и он… Только тетя Марта меня пока удивляет. – Она сделала акцент на слове «пока».

Тогоев подошел к креслу, в котором сидела дочь, опустился перед ней на корточки, упер пухлые ладони в подлокотники. Она улыбалась, но во взгляде ее была странная рассеянность, словно ей было все равно, что он скажет, и даже неважно, к чему приведет их разговор.

– Юленька, ты это дело брось! Ты ведь у меня девочка хорошая, не будешь глупости творить, правда?

По щеке Олега Борисовича сползла слезинка – последствие недавнего истерического смеха, и дочь почти ласковым движением провела по его лицу, стирая соленую каплю.

– Глупостей – не буду! – пообещала она. – Но моя идея с Мартой – вовсе не глупость, папа.

Несколько секунд Тогоев смотрел на дочь темными глазами, не моргая, как сова, пытаясь разобраться, сколько бравады в ее словах, а сколько правды. Проблема состояла в том, что он совершенно не понимал это существо женского пола, скалящее мелкие зубки в его кресле.

За то время, что он не видел дочь, в ней что-то изменилось – словно разобрали механического человечка, а затем собрали его из тех же деталей, но переставив их в другом порядке, и вместо Железного дровосека получился железный рыцарь с забралом. Он заметил, что она стала держать спину очень прямо, как будто напялила корсет, но это было лишь внешнее изменение. Тогоев никогда не воспринимал женщин всерьез, считая любую бабу предназначенной для одного – удовлетворять похоть мужчин. Но в этой, его собственной дочери, прежде понятной и видимой насквозь, появилось что-то такое, от чего Олегу Борисовичу становилось не по себе. Редко встречая людей, одержимых идеей, Тогоев не знал, как с ними обращаться и чего от них ожидать.

– Зачем тебе это нужно, дура? Ты что, в тюрьму хочешь?

– Не хочу. Я туда и не попаду. А что касается причин… Понимаешь, папочка, сначала мне банально хотелось пожить в свое удовольствие, не выпрашивая у тебя или Марты каждую копейку. Ты знаешь, что завещание написано на меня? Марта такая странная… она может меня ненавидеть, но при этом считать, что деньги должны остаться в семье.

Она негромко рассмеялась и, смеясь, стала почти хорошенькой.

– Представь, для некоторых принадлежность к роду – это не пустой звук. Так что мне повезло, что у тебя был такой замечательный дядя, который женился именно на Марте, а не на другой женщине. Так о чем это я? А, о причинах!

Улыбка сползла с ее лица, и вернулось прежнее, чуть рассеянное выражение, настораживавшее Тогоева больше, чем радостный смех дочери. Она пару раз кивнула, словно неслышно для отца разговаривая сама с собой.

– Я сказала тебе, что Марта меня ненавидит, но это неправда. Она меня презирает. Я, видишь ли, не заслужила ее ненависти, лишь снисходительное презрение! Даже к безмозглой старой курице, которую она приютила, чтобы под рукой всегда был мальчик для битья, она относится с уважением, а ко мне – нет!

Впервые за все время разговора с отцом в ее голосе прорезались настоящие эмоции, а не то, что она считала нужным продемонстрировать. Тогоев встал, не отрывая взгляда от дочери.

– Я тебе дам денег.

– Ты-ы?! – Она недоверчиво уставилась на него. – Откуда такая доброта? А-а, ясно! Ты боишься, что у меня все сорвется или меня поймают, и тогда прости-прощай твоя политическая – с ума сойти, политическая! – карьера! Ты ведь окончательно успел испортить отношения с желтой прессой, да? Значит, все та же старая песня… А я было подумала, что ты беспокоишься обо мне или о любимой тетушке.

Он не сдержал пренебрежительной гримасы, и девушка встала с кресла, оказавшись почти вровень с низкорослым отцом.

– А раз так, папа, я буду делать то, что считаю нужным, – промурлыкала она. – А свои деньги лучше потрать на отдых. Он тебе требуется. Посмотри на себя: ты ведешь себя так, что тебя впору показывать студентам в психиатрической лечебнице!

Звонкая пощечина оборвала ее на полуслове. Олег Борисович замахнулся для второго удара, но Юля увернулась и отпрыгнула за кресло.

– Стерва!

– Сволочь!

Они стояли друг напротив друга. Ее щека наливалась густо-розовым румянцем.

– Купить меня вздумал? Любопытно знать, сколько же мне выделит любимый папочка, учитывая его патологическую жадность? – Она пришла в себя быстрее, чем Тогоев. – Опять будешь выдавать по двадцать тысяч в месяц? Мерси, мон папа! Я уж как-нибудь без вас обойдусь.

– Не обойдешься! – высоким дребезжащим голосом пообещал Олег Борисович. – Как прихватят тебя за одно место, так и начнешь звонить и умолять, чтобы тебе лучшего адвоката оплатили!

– Вот тогда и оплатишь, – усмехнулась она. – Все, мне пора идти. Твои идиоты даже не догадались отогнать машину подальше от подъезда. Если Марта видела, что я уехала на «Лексусе» вместо того, чтобы идти в аптеку, она может насторожиться.

Она пошла к выходу, обогнув отца по широкой дуге, и Тогоев, не сдвинувшись с места, проводил ее взглядом. Возле двери она остановилась.

– Кстати, вот что мне пришло в голову… Ты можешь решить проблему несколькими способами. Во-первых, ты можешь прикончить меня, чтобы я не создавала тебе трудностей.

В глазах Олега Борисовича что-то промелькнуло, и его дочь криво улыбнулась:

– Вижу, что эта идея приходила тебе в голову. Честно говоря, я бы не советовала тебе воплощать ее в жизнь. Поверь мне на слово, папа: ты всегда меня недооценивал, считая ленивой и тупой, но при необходимости я могу быть очень предусмотрительной.

Она подождала ответа, но его не последовало.

– Во-вторых, ты можешь сам убить Марту и избавить меня от хлопот. То есть не сам, конечно же, а кто там у тебя занимается такими делами… Витя, наверное. Между прочим, я не шучу и была бы за это очень тебе признательна. Не хочешь, нет? Ну ладно. Тогда третий вариант – ты не вмешиваешься, потому что веришь в меня и знаешь, какая я у тебя умница. Вся в мать! – Она издевательски хихикнула. – И понимаешь, что если ты не будешь строить мне препятствий и увозить, как сегодня, почти силой, то у меня все получится. И тогда, папочка, я буду совершенно от тебя независима! Тебе ведь этого хотелось, правда?

Она повернулась и вышла.

Тогоев наклонил голову и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, на вдохе надувая желтые щеки.

– Если бы ты, идиот, не завалил все дело… – сказал он, обращаясь в пространство.

Из-за стеллажа с книгами материализовался Виктор, встал, как обычно, за его спиной.

– Случайность, Олег Борисович. – Голос его был тихим и виноватым.

– Случайность! Этот опер, должно быть, уже строчит заявление!

– Не строчит, Олег Борисович. Такие, как он, завязаны на своей семье. Он будет сидеть тихо.

– Завязаны, значит… – Тогоев усмехнулся. – В узелочек. А я вот, Витенька, не завязан на своей семье, но тоже буду сидеть, как баран перед мясником. Ты слышал эту стерву?

Хруцкий промолчал, понимая, что вопрос риторический.

– От ведь паскуда… С нее станется какую-нибудь хитрую бумажку написать на случай своей смерти и у нотариуса спрятать. Станется, как ты полагаешь?

– Вполне возможно, Олег Борисович.

Тогоев прищелкнул языком.

– Ай-яй-яй… Детишки-детишки… Вырастают, маленькие. Родителей не слушаются. Юлька девочка упрямая, если в голову себе что-то вбила, то уже от своей затеи не откажется. Что же делать-то, а? Может быть, и впрямь самому ей подсобить с тетей Мартой?

Он ловко крутанулся на носках, обернулся к помощнику.

– Не стоит, Олег Борисович. Зачем лишние сложности себе создавать?

– А я не себе, я тебе их создам! – снова развеселился Тогоев. – Хи-хи! А, Хруцкий? Да ладно, не мрачней. С сыщиком ты не справился, так что тетушку я тебе и подавно не доверю.