Соло для пистолета с оркестром - Андреева Наталья

…Знаменитые Люберцы на первый взгляд ничем не отличались от любого из городов ближнего Подмосковья. Еще не Москва, но на работу уже можно ездить в столицу. Благо недалеко. Электрички по утрам забиты, на маршрутные такси огромная очередь, на дорогах пробки. Каждый, кто в них стоит, мечтает перебраться в Москву. К работе поближе. Там сытнее, льгот побольше, дороги лучше, магазины красивее. Цены в магазинах, правда, грозно оскалились: не для простых смертных! Зато за просмотр экспонатов денег не берут. Попробуй купи нынче билет в Третьяковку! Дорого, и ехать не ближний свет. Вместо этого можно, например, посмотреть в супермаркете натюрморт из морепродуктов либо из экзотических фруктов и вин, в бутике глянуть на шедевры известнейших модельеров, а в мебельном полюбоваться на ванно-спальный пейзаж. Глядишь, и выходной прошел с пользой.

Глазов к Люберцам давно уже привык. Здешний народ своей малой родиной гордился и на пришельцев смотрел свысока. Дмитрий уважал в людях эту гордость, поэтому дорогу ему показывали охотно, куда не надо не посылали, и в прямом и в переносном смысле. Он вообще-то не ожидал, что мать Коляна дома. Ехал наудачу. Летом все заняты дачным хозяйством. Правда, преимущество жителей Подмосковья в том, что они запросто могут урвать кусочек земли рядом с домом, что для пожилых людей немаловажно. Если так, то женщину он в любом случае отыщет.

Месторасположение дома, где когда-то жил Колян, Глазов вчера выяснил. Добравшись до него, увидел, что у первого подъезда сидят на лавочке пенсионеры. Дышат в теньке свежим воздухом, набираются сил и здоровья.

Сидели две бабульки и дедок с палочкой и орденскими планками на вылинявшем пиджаке.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался Дмитрий.

— Здравствуй, милок, — отозвался дед. — Кого-то ищешь?

— Дружок у меня когда-то здесь жил, светлая ему память. В армии вместе служили. В Вооруженных Силах СССР. — Глазов специально сказал именно так. Он рассчитывал на говорливого деда.

Дед тут же расправил грудь, погладил орденские планки:

— Вот и я за Родину… Да… В сорок пятом, как сейчас помню, когда брали мы Кенигсберг…

Дмитрий долго и терпеливо слушал воспоминания деда о войне, его жалобы на здоровье, на цены в магазинах, на дорогие лекарства. Бабульки согласно кивали головами. В кармане у Глазова была новая пачка сигарет. Он купил ее утром и по привычке взял с собой. Сейчас Дмитрий достал сигареты, предложил деду:

— Курите?

— Не без этого, сынок, — и дед охотно потянулся к пачке. — Ишь ты! С фильтром! И курим, и бутылочку по праздникам распить можем.

— Здоровье, значит, позволяет, — усмехнулся Глазов.

— Больше, чем отпущено, не проживешь.

— Это верно. Значит, тяжелая она, жизнь-то?

— Жизнь как жизнь. Живем, хлеб жуем. Да… Довели народ…

— Точно, — Глазову вдруг и самому захотелось курить. — Вот и дружка моего в живых уж нет. Я тут проездом, думал, мать-то жива его? Кроме Коляна есть кому о ней позаботиться-то? В этом доме он жил, дружок мой.

— В каком же подъезде? — спросила бабушка в белом ситцевом платочке.

— Не говорил мне Колян про подъезд. Про двор рассказывал, про друзей. Давно его убили, лет семь назад, не меньше.

— Это Колька, что ли? Вроде жил такой, в третьем подъезде, — встрепенулся дедок. — Мячиковы они.

— Не, Васильич. Тот Колька — Марьин, а этот — Варвары Павловны, — покачала головой бабулька.

— Варварин уже лет десять как сгинул! — не согласился дедок.

— Это Марьин сгинул, а Варвара за своим аж во Владимирскую область ездила. Все причитала, что мальчонку узнать было трудно, так обгорел.

— Вот это и есть мой дружок, — сразу погрустнел Глазов. — Мать-то жива?

— А что ей сделается, Варваре? За молоком побежала. С дачи вернулась, а молока в доме нет. Все у последнего подъезда сидит, — дед покосился на Глазова. — Сигареты у тебя, сынок, знатные. Американские, небось?

— «Союз-Аполлон».

— Слабые… «Беломор» — другое дело…

— А ты, отец, еще парочку возьми, — Глазов протянул деду пачку.

— И то правда. А вон и Варвара с молоком бежит. Павловна по отчеству, Колькина матерь.

— Где? — Глазов завертел головой.

Тучная женщина с обильной сединой в волосах, обремененная двумя трехлитровыми бидонами, спешила домой, страдая одышкой. Глазов тут же поднялся с лавочки, подошел и подхватил у нее бидоны:

— Вам тяжело? Давайте помогу.

— А вы кто? — она испугалась, вцепилась в бидоны.