Копия любви Фаберже - Тарасевич Ольга

– Поступим как обычно, – он взял перо и стал переправлять эскиз. – Идею возьмем за основу, исполним в обычной нашей изящной манере. Ежели у Александры Федоровны замечания возникнут, попросим извинить, скажем, что ее рисунок утеряли.

– А сумма? – нервно поинтересовался Бирбаум.

– По воле императрицы.

– Так в убыток же! – возмутился художник, раздраженно подергивая усы. – Ох, господин Фаберже, убыток же будет!

Карл грустно улыбнулся, представив, что сказал бы Франсуа, доведайся он о недавних фокусах Кабинета министров.

Большинство заказов поступало именно через Кабинет. Сервизы, часы, табакерки и портсигары, рамы для фотографических карточек, запонки, булавки для галстуков… Всего и не перечислить! Подарков от имени государя преподносится великое множество, роскошных и скромных, иностранным послам и родственникам. Всем этим Кабинет ведает и расчет осуществляет. И вот стало вдруг так выходить, что перестали нравиться эскизы от поставщика высочайшего двора, то один рисунок Фаберже отклонят, то другой. Что же придумали хитрецы?! Не сгодившиеся якобы эскизы стали на менее известные фирмы передавать, чтобы по ним другие мастерские работы делали. Конечно, так дешевле выходит, если фирма своих художников не держит. А может, и не дешевизны Кабинет ищет. Внешне-то подарок – как от Фаберже для тех, кто тонкостей ювелирного дела не знает. Может, и воруют, а разницу в ценах себе оставляют, кто же признается… Но жалобы подавать теперь не время. Война, государь в заботах, армия и флот терпят одно сокрушительное поражение за другим.

Карл поморщился от этой грянувшей в сознании паскудной песни. Так горланила толпа студентов, проходивших по Большой Морской. Примечательно, что среди распевавших была замечена даже одна барышня с остриженными волосами. Но мало того, что переложили на гнуснейший манер «Боже, царя храни». Газеты приносили и более печальные вести. Эти анархисты, оказывается, не таясь шлют в Японию телеграммы, выражающие радость от поражения русских войск! Откуда взялось только непонятное это бунтарство в молодых людях…

– Карл Густавович, – Франсуа робко кашлянул в кулак. – И еще одна новость у меня, не ведаю, как и сказать… Дали нам знать, что к Страстной неделе обычные подарки для вдовствующей императрицы Марии Федоровны и для императрицы Александры Федоровны представить следует.

Потом.

Решение не предлагать императору пасхальные яйца, пока идет война, является верным. В казне-то пусто, хоть шаром покати.

Но все мысли об этом потом.

Не теперь.

Воля государя – получить изделия. До Страстной недели всего ничего. Что же делать?! Придворный поставщик обязан выполнять все пожелания двора!

– В работе у нас что-нибудь имеется? – Карл мигом вскочил со стула и заметался по кабинету. – Вигстрем, помнится, говорил о дивном сюрпризе?

Художник лишь развел руками:

– Говорить-то говорил, но не готов тот павлин. И не скоро готов будет. В мастерской еще только модель в натуральный размер, механизм выявляется. А там меньшую копию станут делать. Увы, Карл Густавович, Вигстрем – не Перчин.[40]

Из груди Карла вырвался горький вздох. Бирбаум прав, таких гениев, как Михаил Перчин, не было и больше не будет. Талантливейший человек! А ведь из крестьян, малограмотный, на фирму пришел как подмастерье. Он мог работать без сна неделями. Он выполнял все так тонко и изящно, как, казалось, выполнить невозможно. Все лучшее, что сделано на фирме «Фаберже», – заслуга Михаила. Императорские пасхальные яйца, изготовленные Перчиным, уникальны. И «Транссибирский экспресс» с сюрпризом в виде поезда, и «Память Азова», где обнаруживается копия корабля, на котором нынешний государь совершал путешествие. А какие они разные! Нежное «Весенние цветы», корзина всамделишных подснежников, и роскошное «Коронационное» яйцо, с золотой каретой, точь-в-точь как та, в которой император и императрица ехали на коронацию. Память человеческая может не сохранить мельчайших прожилок листа или очертаний откидной подножки кареты. Только работы Перчина обо всем помнят, ни одной упущенной детали, совершенство! Конечно же, ювелиру с таким талантом сразу же было предложено возглавить мастерскую. При визитах к нему сердце невольно болезненно сжималось: мастер выглядел хуже любого подмастерья. И у тех рабочий день долог, с семи утра и до одиннадцати ночи. А Михаил и вовсе сутками не выходил из-за верстака. И так любил красоту камней и металлов, что более ничего его уже не интересовало.

Камни, камни… К ним в плен попасть просто. А вырваться – трудно, у Михаила, во всяком случае, не вышло. Надежды на то, что Перчину удастся выйти из дома для умалишенных, не оправдались, два года назад его схоронили. Новый мастер Вигстрем, любимый ученик Перчина, очень талантлив. Но Михаил не просто обладал талантом, он был гениален…

– Перчина не воротишь, – тихо сказал Франсуа, и Карл снова поразился способности художника угадывать свои мысли, даже если не касаются они эскизов. – Перчина не воротишь, а Страстная неделя близится. А что, если… Карл Густавович, великий князь Алексей Александрович ведь заказ свой, те два яйца, не требует. И задатка не вносил, я уточнял.

Кровь прихлынула к лицу Фаберже. Тот заказ… В мастерских, стало быть, решили – князь Алексей готовит сюрприз для своей фаворитки Элизы Баллетта. Он и правда покупал для балерины и бокалы горного хрусталя, и роскошные колье. Но к тем яйцам, богатым, причудливым, князь не имеет ровным счетом никакого отношения. Хотя догадки, возникшие в мастерских, понять можно. Сквозь горный хрусталь виднеется темно-красная занавесь с золотыми кистями. И стоит лишь повернуть крошечный ключик в золоченой подставке яйца, занавесь раздвигается, и на сцене дивная золотая балерина кружится в фуэте. Яйцо это – ода Матильде…

Второе же, эскиз которого появился в том же пьяном дурмане, – дань чувствам, которые вызвала эта необыкновенная женщина. Яйцо, покрытое опалесцирующей розовой эмалью, как купол, венчает взмывающие с подставки колонны из светло-зеленого бонвенита. Увиты колонны золотыми гирляндами, а внутри храма на розовом эмалевом алтаре воркуют золоченые голубки.

Матильда… От воспоминаний о жаркой черноте глаз ее захлестывает душу теплая волна нежности…

– Карл Густавович! – художник энергично встряхнул Фаберже за плечо. – Я вот что подумал. А что, если то яйцо, с колоннами, императору представить? Горный хрусталь с балериной, конечно, не подойдет. Перчин на славу постарался, но сюрприз такой императрице вряд ли по нраву придется, не надо ей о Кшесинской напоминать. А вот с колоннами – можно. Я вот тут уже кое-что набросал, взгляните.

– Четыре грации на подставке? – поморщился Карл. Если бы только художник знал, как больно, когда чувств твоих касается чужая рука! – И вверху, на яйце-куполе, купидон?! Да что же это выходит? Грезы юной девы, а не царский подарок!

– Это не грации, а дочери императора, – в голосе Бирбаума явно слышалась обида. – И это не купидон, а наследник. Императору и императрице понравится.

Вздохнув, Карл кивнул. Все равно выбирать-то не из чего. Доработать яйцо в мастерских успеют. А изготовить новое – нет…[41]

Совещание проходило, как всегда, невыносимо скучно. Андрей Захаров в сто пятьдесят первый раз осмотрел зал для переговоров, куда еженедельно приглашались все руководители отделов. Мысленно отметил, что директора отдела по корпоративным финансам можно было бы разик… Девушка симпатичная, умненькая, и если бы не его четкий принцип не гадить там, где работаешь, у них имелся бы шанс завалиться в койку.

А больше думать было особо не о чем. Регулярные отчеты, предоставляемые отделами, позволяют более чем подробно представить, как обстоят дела в компании «Pan Zahar Group». Так что все эти совещания скорее имеют больше практической пользы для подчиненных, чем для руководства. Руководству ситуация уже ясна. Директора отделов четкую картину увидят лишь после взаимного обмена информацией.

– В плане маркетинговых мероприятий на первый квартал запланировано…

Андрей слушал руководителя пиар-отдела и невольно нахмурился. С каким вдохновением он прежде участвовал в продвижении бренда! Сам писал сценарии рекламных роликов, придумывал слоганы, выбирал моделей, художников, фотографов. А сейчас – как отрезало. Перегорел. С менталитетом людишек, отвечающих на телевидении за морально-этическую цензуру, никакой креатив не покатит. Сколько денег угрохано на съемки рекламы сока экстракачества! Яхта, итальянский пейзаж, потрясающе красивые модели, известный европейский режиссер. Ничего пошлого в ролике не было, загорелые полуобнаженные тела, страсть во взоре моделей. Да, смотрели друг на друга девка с парнем так, что никаких сомнений в их желаниях не возникало. Но это же актерское мастерство, эстетика, а не вульгарность, не порнография, даже не эротика! А как еще добиться хороших продаж? Игра на основном инстинкте – самый быстрый путь. Впрочем, разве этим козлам из какой-то там комиссии что-нибудь докажешь…