Гибель веры - Леон Донна

– Я хотел бы знать о ее муже – о том, как она с ним уживалась.

– Боюсь, никто не ужился бы с Эгидио. – Это графиня определила без колебаний; потом добавила, как бы размышляя: – Но полагаю, что то же самое относится и к Клаудии. – Похоже, эта тема ее раньше не занимала. – Что тебе известно о них, Гвидо?

– Не более чем обычные городские слухи.

– Которые гласят?…

– Что он сделал свои деньги в шестидесятые годы, на незаконном строительстве в Местре.

– А насчет Клаудии?

– Что она интересуется общественной моралью, – прямо сказал Брунетти.

Тут графиня улыбнулась:

– Да, она, конечно, интересуется… – И ничего не добавила.

– Что вы знаете о ней или откуда ее знаете?

– Через эту церковь, Сан-Симоне Пикколо. Она состоит в комитете, который пытается найти деньги на ее реставрацию.

– И вы тоже в нем состоите?

– Упаси Господи, нет! Она приглашала меня вступить, но я понимала, что разговор о реставрации только уловка.

– Чтобы скрыть… что?

– Это единственная церковь в городе, где служат мессу на латыни. Ты осведомлен об этом?

– Нет.

– Думаю, они имеют что-то общее с этим кардиналом во Франции – Лефевром, который хочет вернуться к латыни и ладану. Вот я и заключила, что любые собранные деньги будут посланы во Францию или пущены на ладан, а не на реставрацию церкви. – Подумала немного. – Церковь такая безобразная, что ее в любом случае не нужно реставрировать. Просто дурная имитация Пантеона.

Архитектурное отступление, пусть это и интересно, но он потянул графиню прочь от него.

– Но что вы знаете о ней самой?

Та смотрела мимо него, в сторону ряда окон-четырехлистников, являвших свободный вид на ряд палаццо по другую сторону Большого канала.

– Что ты собираешься из этого извлечь, Гвидо? Можешь мне сказать?

– Можете ли вы сказать мне, почему хотите это знать? – ответил он вопросом на вопрос.

– Потому что, хотя Клаудия и неприятное создание, не хотелось бы, чтобы она пострадала ни за что в результате сплетен, которые могут оказаться ложью. – И прежде чем он успел что-нибудь возразить, она подняла руку и продолжала, немного громче: – Нет, пожалуй, правдивее так: не хочу быть в ответе за эти страдания.

– Заверяю вас, что незаслуженно она не пострадает.

– Я нахожу это замечание чрезвычайно двусмысленным.

– Вы правы, оно такое и есть. Дело в том, что я представления не имею, могла ли она что-то сделать, или какого рода поступок могла совершить. Не знаю даже, совершено ли что-то дурное.

– Но ты приходишь и задаешь о ней вопросы?

– Да.

– Значит, у тебя должны быть причины для любопытства.

– Да, и есть. Но могу поклясться – не более того. А если то, что вы мне расскажете, развеет мое любопытство, независимо ни от чего, это дальше меня не пойдет, обещаю вам.

– А если нет?

Брунетти сжал губы, обдумывая ответ:

– Тогда я изучу то, что вы мне скажете, и посмотрю, на каких фактах основаны сплетни.

– Часто ни на каких.

Он улыбнулся – уж конечно, графине можно не говорить, что столь же часто прочным, каменным фундаментом для сплетен становится правда.

Последовало долгое молчание; наконец она вымолвила:

– Поговаривают о священнике. – И больше ничего не добавила.

– В каком смысле «поговаривают»?

Вместо ответа она помахала в воздухе рукой.

– Что за священник?

– Не знаю.

– А что вы знаете? – мягко спросил он.

– Было проронено несколько слов. Ничего явного, понимаешь, ничего, что истолковывается иначе, нежели глубочайшее и искреннее беспокойство о ее благополучии.

Да, ему знакомы подобные ненароком брошенные слова: распятие гуманнее.

– Ты знаешь, как говорятся такие вещи, Гвидо. Если она пропускает собрание, кто-нибудь спросит, не случилось ли чего, или кто-то еще выразит надежду, что она не прихворнула, а затем добавит – таким особенным женским голосом, – что за душевное ее здоровье можно не тревожиться: оно под надежной охраной.

– И все?

– Этого довольно, – кивнула она.

– Почему вы думаете, что это священник?

Графиня снова повела рукой:

– По их тону. Слова ничего не значат: все делается тоном, интонацией, намеком и все это скрывается под поверхностью самого невинного замечания.

– И как давно это тянется?

– Гвидо, – она выпрямилась, – я не знаю, происходит ли что-то вообще.