В моей руке - гибель - Степанова Татьяна Юрьевна

Колосов поинтересовался насчет раны на горле.

— Ткани сильно повреждены, рана вроде имеется, но я же сказал, возможно, это животные… Проведем экспертизу — выясним точнее, патологоанатом не хотел гадать.

Его коллеги из отдела специальных исследований взяли пробы почвы возле березы, в овраге, на месте захоронения и изъяли всю одежду убитого. Показания Листовых следовало проверить детальнейшим образом.

В тот день Колосов остался ночевать в районе. Утром имел массу поучительнейших встреч, бесед и консультаций. Беседовал с бывшей женой Яковенко, пришедшей в морг опознавать тело, лично допрашивал Полторыизвилины, разговаривал с родителями Яковенко, приехавшими в Раздольск, а также с его сослуживцами по «Сирене».

Их приехало пять человек. Молча вошли в этот его взятый напрокат кабинет, молча сели.

— Майор, ты вот что, — начал один, вероятно, старший. — Мы все понимаем. Ты только найди его, найди эту сволочь.

Андрей, — голос его осекся. — Андрюха вместе с нами Карабах прошел, Чечню — почти ни единой царапины, награды имел, а тут… Ты найди его, майор. И все. Если улик там каких не хватит — черт с ними. Ты нам только скажи его имя. Этого будет вполне достаточно.

А потом, уже под вечер, среди всей этой новой неразберихи Колосов увидел Катю. Она стояла у пыльного окна дежурки и смотрела на беспрестанно подъезжающие к отделу машины: куратор областной прокуратуры, начальство из Главка, представитель городской администрации. Третье убийство в этом тихом дачном районе — шутка ли! Раздольск постепенно превращался в «горячую точку» на карте Подмосковья.

Катя пришла к нему не сразу, а ведь он ждал ее, неужели она не догадывалась?! Часы показывали половину восьмого вечера. Колосов чувствовал себя наподобие банного полотенца, которое выжали досуха, а затем швырнули в корзину с грязным бельем. Катя просочилась в кабинет тихонечко, села на стул в углу, пригорюнилась — ни дать ни взять Аленушка с картины Васнецова.

— Ты был абсолютно прав, Никит, — сказала она, подавив тяжкий вздох. И верно: что-то в этом деле не так. Только это самое не так, как выяснилось, началось не с убийства Антипова, а гораздо раньше Правда? — И задала свой наивный вопрос. — На крутых это не похоже, не кажется ли тебе…

Колосов видел: ответа ей не требуется, но все же огрызнулся.

— Подбираешь уже заголовок для статейки пострашнее?

Кстати, по делу Сладких можешь уже обращаться в областную прокуратуру. Его дело выделено в отдельное производство, мы все материалы туда передаем.

— Касьянову передаете? Знаю. Я уже с ним сегодня созвонилась, договорилась об интервью.

— Оперативно работаешь, — он усмехнулся, — в отличие от меня.

— Брось, Никит. Не переживай. Что ты мог сделать? Ведь ты даже не был уверен, что Яковенко убит. Это его друзья приезжали, сослуживцы?

Он кивнул. Катя снова тяжко вздохнула и сообщила:

— Мне этот Сидоров всю свою разыскную эпопею выложил. Когда все кончится, я по нему отдельный очерк напишу для «Подмосковья». Гордый он до невозможности, важный.

Клянется, что и убийцу самолично найдет. — Катя украдкой взглянула на мрачного, как туча, начальника «убойного». — Никого, мол, этому сельскому детективу в помощь не потребуется. Он мне про Листовых рассказывал… Ведь они на продукты сначала позарились — вино, конфеты. Видимо, Яковенко все это купил и поехал к бывшей жене. Может быть, тосковал, хотел отношения наладить… Никит, а ты с этими мальчишками говорил?

Он снова молча кивнул.

— Значит, версия об их причастности к убийствам у вас сразу же напрочь отпала? А почему? Их же двое, они психи ненормальные и…

— Кать, Яковенко разряд по боксу имел, разряд по тейквондо. Ты же знаешь, где он служил, в каком подразделении. А эти два сопляка юродивых… Сотня бы таких с ним не справилась. И Грант, и Яковенко были здоровые, бывалые, тренированные, осторожные. С ними, Катя, мог справиться только равный. Равный по силе.

— А можно, я сама на Листовых взгляну?

— Валяй. Малолетку мы выпустили, а старший пока сидит внизу. За Леликом отчим приходил.

— Это который котов… уродует? — Катя запнулась.

— Обстановочка у них дома та еще. Полюбопытствовать не желаешь? Что так? Нащелкала бы снимков для своих иллюстрированных изданий, попугала бы обывателей, заголовочек бы поярче тиснула: «Кастрация в унитазе» и.

— Никит, тебе не стоит столько пить, — сухо оборвала его Катя.

Он и ухом не повел. Взболтнул коньяк, снова долил себе в чай солидную порцию.

— Может, все-таки соизволишь проводить меня в ИВС к этому Листову? напомнила она. — А то поздно уже.

Изолятор временного содержания помещался в полуподвале за дежурной частью. Туда вела крутая лестница, освещенная тусклой лампочкой. Катя на своих каблуках спускалась медленно и осторожно. Но в конце лестницы все же споткнулась и судорожно схватила Колосова за плечо. Он бережно довел ее до железной двери изолятора, нажал звонок.

— Если ты, Катерина Сергеевна, касаешься мужчины, то хоть делай это с соответствующим выражением лица, чтоб мужик себя мужиком чувствовал, а не дверным косяком, — заявил он.

— Прости, я нечаянно… Если тебе некогда, то ты просто оставь меня тут, скажи дежурному, что разрешаешь мне побеседовать с Листовым.

— Психа мы, значит, не боимся? Похвально. Храбрей льва вы, Катерина Сергеевна. — Колосов кивнул дежурному, распахнувшему дверь. — Костю нашего давай в следственный.

Не спит он еще?

— Спит — разбудим, — дежурный зашагал вдоль ряда камер. Открыл в одной окошечко «кормушки», заглянул. — Листов, на выход!

Пока он выводил задержанного, они прошли в тесный следственный кабинет. Катя устроилась за столом, Колосов встал у окна, скрестив на груди руки. Катя чувствовала на себе его взгляд.

— Свежие впечатления для статьи нужны?

— Нужны, — она не собиралась спорить: Никита был в каком-то раздраженно-агрессивном состоянии — еще бы, столько коньяка в себя влить! И ей это не нравилось.

Костик Листов вошел в кабинет, щурясь от яркого света, зевая и бесстыдно почесываясь во всех интимных местах. Выглядел он гораздо моложе своих лет: непомерно большая стриженая голова, щуплое тельце, руки с грязнейшими обломанными ногтями. С подследственными, подобными Листову, Катя уже встречалась. Имбецилы, дауны, шизоиды, психопаты и истерики — обычный контингент уголовных дел.

Она делила для себя эту публику на две категории: тихие психи и строптивые. К каждому требовался свой особый подход.

Костик-даун плюхнулся на привинченный к полу табурет, по-обезьяньи поскреб живот, под мышкой и сладко зевнул.

— Я спать хочу, — сообщил он словно великую новость. — А Ленька мой где?

— Дома уже твой братик, — Катя дружелюбно улыбнулась. — Его отпустили, Костя, тебя тоже скоро отпустят — выяснят вот только все, и иди себе.

— Хорошо.

— Тебе нужно что-нибудь? Из вещей, еды? Твои близкие придут — мы передадим твою просьбу.

— Придут? Ни фига подобного, — Костик снова зевнул. — Я спать хочу.

— Успеешь, выспишься, — Колосов присел на подоконник. — Сосредоточься и отвечай на вопросы.

— Я тебя вот о чем хочу спросить, Костя, — Катя секунду подумала. — Вы часто с братом ходили той дорогой на Мебельный? Только по четвергам, когда молоко привозили, или и в другие дни?

— Да. По четвергам. Сразу перед пятницей после среды, — похвалился Костик знаниями.

— Весной, летом, да?

— Весной, летом, зимой снег.

— И волки в лесу, — хмыкнул Колосов.

— Никита Михалыч, помолчи. — Он удивленно глянул: надо же, схлопотал! А в Половцево, в Уваровку вы с братом не ходили, Костя?

— Туда на автобусе надо. Денег нет. Пехом иногда, редко.

— Значит, бывали в тех местах. А никого дорогой не встречали? Ребят, взрослых с собаками, например?

— Собаки на цепи должны быть, — назидательно заметил Костик. — Мамка так говорит. Отчим один раз кобеля приволок, так она потом орала: у нас не зверинец, а квартира!

Катя вспомнила котов. М-да-а, квартирка, живодерня скорей. Дурная наследственность. Благо еще Костик этот производит впечатление тихого психа: не противоречит, на вопросы отвечает, не замыкается.

— Не встречали вы, значит, в лесу людей с собаками?

— Не встречали.

— И вас никто никогда в лесу не пугал, не обижал?

— Серый волк там не глодал ли Красной Шапочки? — снова влез Колосов. Катерина Сергеевна, о чем ты его спрашиваешь?

— Никто не обижал? — продолжала настойчиво допытываться Катя.

— Меня не обидишь, — заявил вдруг Листов. — Если что, мы с братаном и сдачи дадим. Видишь, какие мускулы? — Он продемонстрировал Кате тощую цыплячью переднюю конечность. — За горло схвачу — задушу к… матери!

— Потише, потише, — Колосов нахмурился.