Искушение злом - Робертс Нора

— Мама. — Кэм сел рядом с ней и вскоре осторожно положил руку ей на плечо. Она не взглянула на него.

— Ты пришел на него посмотреть?

— Нет, я пришел побыть с тобой.

— Не стоит. — Голос у нее был холодный и твердый, как камень. — Я уже хоронила мужа.

Он убрал руку, и ему пришлось бороться с собой, чтобы не сжать ее в кулак и не ударить с силой по сверкавшему кофейному столику. — Я хотел помочь тебе с приготовлениями. В такие моменты сложно принимать решения. Да в добавок все это дорого. Я хочу оплатить все счета.

— Зачем? — Она подняла твердую, как скала, руку, глотнула чаю, опустила руку вновь. — Ты ненавидел его.

— Я предлагаю помощь тебе.

— Биффу бы твоя помощь не понадобилась.

— Он что, все еще руководит твоей жизнью? Она резко повернула голову, и ее покрасневшие от многочасовых всхлипываний глаза прожгли его.

— Не смей говорить о нем плохо. Он умер, забитый до смерти. Забитый до смерти, — повторила она страшным шепотом. — Ты здесь представляешь закон. Если ты хочешь помочь мне, то найди убийцу моего мужа. Найди его убийцу.

Чак прочистил горло, входя в комнату. — Миссис Стоу-ки, может быть вы хотите…

— Больше не надо чая. — Она встала и подняла чемодан. — Больше ничего не нужно. Я принесла одежду, в которой я хочу, чтобй его похоронили. А теперь отведите меня к мужу.

— Миссис Стоуки его еще не подготовили.

— Я прожила с ним двадцать лет. Я посмотрю на него такого, какой он есть.

— Мама…

Она рванулась в сторону сына. — Уходи отсюда. Думаешь буду смотреть на него, если ты будешь стоять сзади, зная, как ты к нему относился? С тех пор как тебе исполнилось десять, ты заставлял меня стоять между вами, выбирать между вами. И вот он умер, и я выбираю его.

«Ты давно выбрала его», — подумал Кэм и отпустил её.

Оставшись один, он снова сел. Он знал, что ждать ее бессмысленно, но ему необходимо было побыть еще здесь, прежде чем выходить на улицу, где все будут таращиться и перешептываться.

На столе лежала Библия — кожаный переплет стал совсем гладким от бесчисленных рук, через которые она прошла. «Интересно, мать нашла в ней хоть какое-то успокоение».

— Кэмерон!

Он поднял взгляд и увидел в дверях мэра.

— Мистер Атертон.

— Не хочу мешать в трудное для вас время. Заходила моя жена. Она считает, вашей матушке может пригодиться поддержка.

— Она с Чаком.

— Понятно. — Он шагнул было назад, потом передумал. — А я ничего не могу для вас сделать? Я знаю, люди всегда говорят, что в такое время, но… — Он передернул тощими плечами, вид у него был смущенный.

— Вообще-то надо бы, чтобы кто-то отвез ее домой, когда здесь все окончится. Она не хочет, чтобы это был я.

— Я охотно ее отвезу. Люди реагируют на горе по-разному, Кэмерон.

— Так мне говорили. — Он поднялся. — У меня тут отчет о вскрытии. К завтрашнему дню я сниму вам копию и передам все остальные бумаги.

— О, да, — Атертон слабо улыбнулся. — Должен сказать, я никак не приду в себя.

— Вам их надо будет только подшить. Скажите, мэр, есть в школе банды? Крутые ребята не объединяются?

Лицо Атертона — лицо прилежного учителя — пошло складками, брови сдвинулись.

— Нет. У нас, конечно, есть обычные смутьяны и бала-мутчики, случаются драки в коридорах, из-за девчонок или во время игры в мяч. — Его задумчивые глаза расширились. — Вы же безусловно не считаете, что Биффа убили дети?

— Надо же мне откуда-то начинать.

— В школе Эммитсборо, шериф… Кэмерон… у нас нет даже проблемы с наркотиками. Вы же это знаете, случается, мальчишки иной раз разбивают друг другу носы, а девчонки выдирают волосы, но ничего и близкого к убийству нет. — Он вытащил старательно сложенный носовой платок и промокнул верхнюю губу. При одной мысли об убийстве он покрывался потом. — Я уверен, вы обнаружите, что повинен в этом кто-то не из города, какой-то чужак.

— Как-то это не вяжется, чтобы чужой человек бросил тело там, где мальчишки многие годы ходят вброд. И чтобы чужак столкнул с дороги машину как раз в том месте, мимо которого каждый вечер проезжает Бад Хьюитт.

— Но… кто бы это ни был… Я хочу сказать, разве это не подтверждает моей точки зрения? Едва ли они хотели, чтобы тело быстро нашли.

— Не уверен, — пробормотал Кэм. — Я благодарен вам, мэр, за то, что вы отвезете домой мою мать.

— Что? Ах, да. Рад помочь. — И все еще прижав носовой платок к губам, Атертон стоял и смотрел вслед Кэму — в глазах его появился страх.

Безумная Энни стояла перед машиной Кэма и похлопывала по капоту, словно это был домашний пес. Она нахваливала его — такой блестящий, синий. В навощенной поверхности даже видно было ее отражение, если пригнуться. Она хихикнула.

Мик Морган заметил ее из окна кабинета шерифа. Покачал головой и распахнул дверь.

— Эй, Энни, Кэм взбесится, если ты заляпаешь своими пальцами всю его машину.

— Она красивенькая. — Тем не менее она провела грязным рукавом по капоту, стирая следы. — Я ее не обижу.

— А что ты не пойдешь к Марте поужинать?

— У меня есть сэндвич. Элис дала мне сэндвич. На белом хлебе, с рыбой под майонезом.

— Она молодцом. — Кэм сошел с тротуара. Прогулка пешком из похоронного бюро не улучшила его настроения. Но при виде Энни, поглаживавшей его машину, он заулыбался. — Как дела, Энни?

Она перевела на него взгляд. И затеребила пуговицы на блузке — звякнули браслеты.

— Можно мне прокатиться на твоем мотоцикле?

— Он сегодня не со мной. — Он увидел, как у нее оттопырилась нижняя губа — эта детская гримаска выглядела такой жалкой на немолодом лице. — А не прокатимся на машине? Хочешь, отвезу тебя домой?

— А я могу сесть впереди?

— Само собой.

Он нагнулся, чтобы взять ее сумку, но она схватила ее и прижала к себе.

— Я сама могу нести. Это моя. Я сама могу ее нести.

— Ладно. Залезай. Ты умеешь пристегиваться?

— Ты мне в прошлый раз показал. Показал мне. — Взгромоздившись на сиденье и взгромоздив на колени свою сумку, она высунула язык и принялась за работу. И вскрикнула от удовольствия, когда затвор ремня щелкнул в пазу. — Видишь? Я сама все сделала. Все сама.

— Вот и хорошо. — Сев в машину, Кэм сразу опустил стекла. Хорошо, что вечер был теплый и с легким ветерком, а то Энни уже несколько дней не мылась.

— Радио!

Он отъехал от тротуара.

— Вот эта кнопка. — И он указал на кнопку, зная, что Энни самой захочется ее повернуть.

Раздался рок Билли Джоэла, и Энни захлопала в ладоши. Браслеты заскользили вверх и вниз по ее рукам.

— Я эту песню знаю. — И стала подпевать, а ветер трепал ее седые волосы.

Он свернул на Оук-Лиф-лейн. Проезжая мимо дома Клер, он автоматически замедлил ход, но Клер в гараже не было.

Энни перестала петь и нагнула голову, чтобы видеть дом Клер.

— Я видела свет на чердаке.

— Никакого света на чердаке не было, Энни.

— Раньше был. Я не могла заснуть. А по лесу ночью гулять не могу. Ночью в лесу нехорошо. Шла в город. И на чердаке был свет. — Она крепко зажмурилась: воспоминания мелькали перед ее мысленным взором. Кто-то кричал? Нет, нет, не в тот раз. В тот раз она не пряталась в кустах и не видела, как пробежали мимо мужчины и уехали. Пробежали и уехали. Ей понравился ритм этих Двух слов, и она принялась их напевать.

— Когда ты видела там свет, Энни?

— Не помню. — Она принялась крутить ручку, открывающую окошко. — Как ты думаешь, мистер Кимболл поздно работал? Он иногда поздно работает. Но он ведь умер, — вспомнила она и обрадовалась, что не запуталась. — Умер и похоронен, так что не мог он работать. Дочка его вернулась. Дочка с такими красивыми рыжими волосами.

— Клер?

— Клер, — повторила Энни. — Красивые волосы. — Она завернула прядь своих волос вокруг пальца. — Она уехала в Нью-Йорк, а теперь вернулась. Мне Элис сказала. Может, она ходила на чердак, искала своего папу. Но его ведь там нет.

— Нет, его уже нет.

— Я тоже искала мою мамочку. — Она вздохнула и принялась перебирать свои браслеты, проводя пальцем по серебряному, с выгравированными буквами. — Я люблю гулять. Иной раз целый божий день гуляю. И нахожу всякое. Хорошенькие вещички. — Она протянула ему руку. — Видишь?

— М-м-м-м, — но мысли его были заняты Клер, и он не обратил внимания на серебряный браслет с выгравированным на нем именем «Карли».

Клер умирала от застенчивости, шагая к боковому входу в аккуратное двухтажное кирпичное здание. «Вход для больных», — невесело подумала она и вздохнула. Но она ведь идет к доктору не для обследования и не для лечения насморка. Ей просто необходимо увидеть его, установить еще одно звено в цепи, ведущей к отцу.

Но воспоминания прокрались, воскрешая в памяти картины детства: как она сидела в приемной доктора, где пахло лимоном и висели картинки с утками и цветами, читала потрепанные книжки из «Золотой библиотеки», затем старые экземпляры журнала «Семнадцатилетние». Как входила в кабинет, садилась на скамью с мягкой обивкой и говорила «а-а». Как ее награждали воздушным шариком, независимо от того, плакала она или не плакала, когда ей делали укол.