Клятва вечной любви - Володарская Ольга

– Дядя Витя что?

– Ах, Шура, ты ж ничего не знаешь… Мама из-за него вены себе вскрыла. Любила она его. Много лет любила. И ждала, что он на ней женится. Но не дождалась, как ты понимаешь… И умерла.

– Ты это серьезно?

– Куда уж серьезнее, – горько улыбнулась Вера. – Я как узнала, так его возненавидела… Я и сейчас… – Она отставила чашку, но тут же придвинула и стала барабанить по фарфору пальцами. – Но когда Стаса полюбила, запретила себе плохо думать о его отце. Оправдания ему находила, а главное, думала – все прощу только за то, что благодаря ему на свет появился человек, с которым я хочу прожить всю жизнь…

Она замолчала.

– Мы твою маму хотели помянуть, – нарушила тишину Шура. – Давай?

Вера кивнула и шумно втянула шампанское. Потом задумалась о чем-то, глядя в одну точку.

– Что ты будешь теперь делать? – спросила Шура, имея в виду сегодняшний день. Видя, в каком Вера состоянии, она хотела побыть с ней и занять ее чем-нибудь.

– А что мне остается? Только ненавидеть. Уже обоих.

– Да я не об этом…

Но Вера будто не слышала ее реплики.

– А дяде Вите я все же отомщу. Теперь можно. И потом уеду.

– Куда? Опять к тетке?

– Нет, далеко уеду. Туда, где ничто не напомнит о злом роке, довлеющем над женщинами семьи Чаек…

Она схватила чашку и, залпом выпив шампанское, с размаху швырнула ее в стену. Толстый, второсортный фарфор раскололся не на мелкие кусочки, а на два уродливых куска, которые упали на пластиковый стол. Вера взяла в руки тряпку, смахнула осколки в ведро и обыденно проговорила:

– Ты, Шур, извини, что выгоняю, но мне надо делами заняться. Пока!

И пошла в комнату, где засела за компьютер.

Постояв немного в прихожей и убедившись в том, что Вера не замечает ее присутствия, Шура покинула квартиру.

Вера шла по коридору, чеканя шаг, как солдат на параде. Она на самом деле ощущала себя солдатом, только не на парадном плацу, а грязным, потным, злым бойцом с передовой, который вот-вот с криком «ура» ринется в атаку.

– Вера Николаевна! – окликнула ее секретарша Радугина. – Вера Николаевна, да куда же вы? Вам разве назначено?

– Да, – бросила Вера через плечо и шагнула к двери в кабинет.

– Но у меня не записано…

Чайка тряхнула волосами, дернула дверь за ручку и вошла.

– Вера? – удивленно проговорил Виктор Сергеевич, подняв голову над бумагами, лежавшими на столе. – Привет. Проходи, садись.

– Здравствуйте, – сухо приветствовала Радугина Вера.

– Ты по делу или у тебя ко мне личный вопрос?

– У меня есть к вам вопросы, но, боюсь, вы на них не ответите.

– Не понимаю тебя…

– Хотя один задам! – грубо оборвала его Вера. – Вас хоть иногда мучает совесть?

– Перестань разговаривать со мной в таком тоне! – вскипел Радугин. – Ты что себе позволяешь?

– Так что там с совестью, Виктор Сергеевич? Мысли о маминой смерти вас мучают или вы уже давно выбросили из головы воспоминания о женщине, которая любила вас настолько, что, когда вы ее бросили, посчитала за лучшее покончить с собой?

Виктор Сергеевич побледнел. И как будто меньше ростом стал. Вера впервые видела его таким.

– Ты знаешь? – спросил он хрипло. – О нас с Ульяной?

– Знаю.

– Но откуда?

– Из маминого дневника. Она записывала в него все свои переживания… – Вера почувствовала, что к горлу подступает ком. Но плакать было нельзя, поэтому она кашлянула и продолжила: – Мать посвятила вам всю себя. Многие годы вы были центром ее Вселенной. А она для вас, кем была она? Той, чья слепая любовь тешила ваше самолюбие?

– Ты ошибаешься, Вера… Ульяна много значила для меня.

– Вот уж в чем я как раз не сомневаюсь! Кому неприятно осознавать себя центром Вселенной.

– При чем тут это? – Радугин поморщился. – Я бы предпочел, чтобы Ульяна более спокойно ко мне относилась…

– Вы должны были ее отпустить сразу, как только решили, что не хотите разводиться. Ведь вы не хотели, правда? А мать пичкали «завтраками» лишь для того, чтобы держать ее при себе!

– Нет, все не так. Я метался между двумя женщинами и долго не мог принять окончательного решения… Многие годы!

– Но все же приняли! А маме не сказали. Продолжали врать, обещать, держать ее на привязи своими сказочками… – Вера подалась вперед. Ее карие глаза покраснели, щеки покрылись пятнами, и сейчас она очень походила на себя маленькую. На того самого Опарыша, которого дразнили и во дворе, и в школе. Но теперь никто бы не посмел обозвать ее, потому что Вера излучала такую силу духа, что Радугин почувствовал себя неловко под ее пронизывающим взглядом. – Так почему же, Виктор Сергеевич? Почему вы ее не отпустили?

– Я не мог, понимаешь, не мог…

– Почему?

– Но это же так очевидно! Я любил ее, Вера!

– Да бросьте!

– Иначе я настоял бы на том, чтоб она прервала беременность.

– Что? – Вера привстала, но тут же опустилась обратно на стул. – Мама была беременна от вас?

– А ты разве не читала в дневнике?

– Нет… Ничего такого там не было… – Вера стала лихорадочно вспоминать мамины записи, пытаясь обнаружить в них хотя бы намек на «интересное положение», но так и не смогла. – И что же стало с ребенком?

– Он не родился, – после долгого молчания ответил дядя Витя. – У Ульяны случился выкидыш, и она очень переживала…

– Тогда почему мама ничего об этом не написала?

– С какого времени она начала вести дневник?

– Когда мы переехали в новый дом.

– А забеременела она от меня за год до переезда.

– Так вы были знакомы раньше?

– Да. И именно я помог Ульяне получить квартиру. Похлопотал…

– Поразительно, – прошептала Вера. – Я думала, вы скрывали свой роман десять лет, а оказывается, больше…

– Мы познакомились с Ульяной, когда тебе был годик. Она гуляла с коляской, а я ехал на машине и окатил ее грязной водой из лужи. Мне было ужасно неудобно, но я не намеревался останавливаться и извиняться, поскольку очень торопился, но вдруг увидел ее лицо… Любая другая на ее месте скорчила бы злобную мину и крикнула бы вслед что-нибудь ругательное. Ульяна же стояла потерянная, утирала лицо рукавом и плакала. Я дал задний ход, вышел из машины, попросил у нее прощения и предложил довезти до дома. Она, естественно, отказалась. Да и коляска не поместилась бы в машину. Но я все равно проводил ее… Она шла, а я ехал рядом, и мы болтали…

– Все это прекрасно. И романтично… И, возможно, будь мама сейчас жива, я даже поблагодарила бы вас за те драгоценные минуты, которые вы дарили ей. Но мамы нет! Она умерла из-за вас. Из-за вашей гордыни или малодушия, не знаю…

– Не надо делать из меня козла отпущения, Вера! – возвысил голос Виктор Сергеевич. – Да, возможно, я виноват перед Ульяной, но я же не подталкивал ее к самоубийству! Многие, если не все женщины переживали и переживают подобные ситуации, но они не режут себе вены, не травятся, не вешаются… Вот ты бы из-за несчастной любви или малодушия своего избранника покончила бы с собой?

– Я – нет.

– Вот видишь!

– Но я – не Ульяна. Я другая. А вы знали, какова она, моя мать. Ведь вы с ней больше десяти лет были вместе!

– Я не мог представить, что она решится на суицид. Правда, она постоянно твердила, что покончит с собой, если я брошу ее, потому что существование потеряет для нее всякий смысл, но думал – просто пугает, чтобы иметь надо мной власть… – Виктор Сергеевич сделал паузу, потянулся за стаканом, но махнул рукой и просто сглотнул ком в горле. – И еще я ей не верил из-за тебя. Ульяна тебя очень сильно любила, и я не допускал даже мысли, что она может бросить свою девочку, у которой, кроме нее, никого на свете нет…

– Так, все, хватит! – вскричала Вера. Она боялась, что, если он продолжит говорить, все иссякнет: и ненависть, и решимость и ей придется покинуть кабинет, не сделав того, что планировала. – Виктор Сергеевич, я пришла не за тем, чтобы выяснять отношения. Для себя я давно все решила и записала вас в свои враги сразу, как прочла дневник и узнала правду. Теперь пришел ваш час получить по заслугам…

Вера раскрыла сумку, которую держала на коленях, и засунула руку в одно из отделений.

– Ты собираешься меня убить? – стараясь держаться спокойно, спросил Радугин и принялся шарить под столешницей. Руки его подрагивали, выдавая страшное волнение. – Но это глупо, Вера… Тебя же посадят!

– Мысль убить вас посещала меня, не скрою, – ответила она. – Но я ее отмела. Так что не надо вызывать охрану, Виктор Сергеевич.

Радугин смотрел недоверчиво и руки из-под столешницы не убирал.

– Я даже не собираюсь доводить вас до самоубийства, хотя такое мне тоже в голову приходило. А все потому, что плохо знала вас. Сейчас же, поработав на вас, я поняла – броню Виктора Сергеевича Радугина ничем не пробьешь. Ее можно только немного повредить, и что я постараюсь сделать…

Вера достала из сумки дискету. Радугин сумрачно взглянул на нее и спросил: