Дело трех императоров - Варгас Фред

- Мама каждый месяц приносит мне деньги, - нараспев произнесла Габриэлла.

- Которые получает от Колорадского Жука за провоз краденого, - уточнил Валанс.

- Разумеется. Но мама сама не ворует. Она только вывозит краденое, чтобы прокормить дочь. Скоро с этим будет покончено, я нашла работу, хорошую работу. А что ей оставалось делать, ведь Анри не хотел, чтобы она работала. Считал, что для него это было бы позором. А Колорадский Жук - отличный парень. Он тут всю сантехнику починил.

Вителли по-прежнему улыбался.

- Вам смешно, монсиньор? Вы покрываете преступников, и это вас нисколько ни беспокоит?

- Месье Валанс, Лаура никогда не просила меня следить за ее нравственностью, полагая, что справится с этим сама. Она лишь доверила мне свое дитя.

- Мама не выносит, когда кто-то пытается корректировать ее представления о морали, - пояснила Габриэлла.

- Лаура Валюбер участвует в сбыте краденого, она лжет, она растит дочь на деньги, полученные от преступной группировки, - и ее друг епископ закрывает на это глаза, а ее дочь находит это забавным. Но во всей этой истории отвратителен один только я, так получается?

- Да, примерно так, - сказала Габриэлла.

- Значит, судьба матери вас не волнует?

- Нет, почему же. Ее судьба волнует меня с тех пор, как вы стали проявлять личную заинтересованность в этом деле. Вы так надавили на Тиберия, что у него сдали нервы, он выскочил отсюда как ненормальный. Тиберия легко вывести из себя, когда речь заходит о маме, он сразу теряет голову. Он - но не я. Потому что я знаю: вам никогда не одержать над ней верх. Она посмотрит на вас, засмеется или, быть может, заплачет - и пойдет дальше, а вы, бросившись на нее с размаху, расшибете голову о стену.

- Я же сказал: падение, - пояснил Вителли.

- Ваша мать убила собственного мужа… Неужели этот ужас ничего для вас не значит?

- Ужас - понятие растяжимое, - сказала Габриэлла. - Можно быть ужасным, прихлопнув муху, и можно быть великолепным, убив человека. Лоренцо, с меня довольно.

До сих пор Валансу удавалось сохранять относительное спокойствие, он говорил себе, что так или иначе получил то, за чем шел: ему подтвердили, что Габриэлла регулярно получала деньги, грязное происхождение которых ни для кого здесь не было секретом. И всех здесь это забавляло, кроме Анри Валюбера, которого это свело в могилу. Валанс поставил стакан на стол и вздохнул. Остается только дополнить отчет этими подробностями. И уехать.

- Ваша подопечная - чудовище, монсиньор.

- Вы в этом не разбираетесь, - ответил Вителли.

- С каких это пор епископы стали разбираться в женщинах?

- Очень давно. С незапамятных времен, - ответил епископ.

- А что вы собирались мне сказать утром?

- Теперь это уже не имеет значения. Идите искать вашего убийцу, а я займусь моим.

- Вы отворачиваетесь от реальности.

- Ну и что?

Лоренцо Вителли тихо закрыл дверь за Ришаром Валансом и послушал, как тот спускается по лестнице.

- Я хорошо держалась, Лоренцо?

- Великолепно. Ты была великолепна, дорогая.

- Я совсем вымоталась.

- Цинизм не дается так легко, тут нужна привычка. Поначалу он утомляет, но это в порядке вещей.

- Как ты думаешь, он занервничал?

- Думаю, задора у него поубавилось, хотя сам он пока этого не заметил. Но со временем заметит. Для такого, как Ришар Валанс, эмоциональные собеседники вроде Тиберия - просто находка, разговор с ними его вдохновляет. Этого надо избегать во что бы то ни стало. Надо угнетать его полным равнодушием, любым способом давать ему понять, что его действия выглядят неоправданными. И тогда, не отдавая себе в этом отчета, он пойдет на попятный. Я не вижу другого способа от него избавиться.

- И все-таки мне страшно. Ты ведь не веришь ни одному его слову, да?

- Я уверен, что это не Лаура убила Анри.

- Ты сейчас думаешь о чем-то другом?

- Верно.

- О чем-то таком, что тебе неприятно?

- Опять-таки верно.

- Что ты намерен делать?

- Ждать.

- А это не опасно?

- Может быть.

- Я люблю тебя, Лоренцо. Постарайся быть осторожнее.

Габриэлла смотрела в пространство, вертя пальцами сигарету.

- Ты думаешь о Ришаре Валансе? - спросил Лоренцо. - Ты чувствуешь, что от него, как ни странно, исходит неодолимое обаяние, и пытаешься понять, в чем оно заключается?

- Лоренцо, ты - тип священника, который я обожаю. Только начинаешь думать о чем-то, и вот оно уже расшифровано, сформулировано и аккуратно разложено на столе Ты не представляешь, как это успокаивает. Должно быть, к тебе в исповедальню стоит длинная очередь.