Алмазный эндшпиль - Михалкова Елена

На следующий день Майя с утра отпросилась с работы. Хоронили Веру. С ней, считавшей себя одинокой, пришло проститься столько людей, что бывший Верин муж то и дело удивленно осматривался, будто не верил, что все они не ошиблись похоронами. Двое ее сыновей, очень похожие на мать, держались в стороне от отца. Когда все закончилось, Майя подошла к ним.

– Мои соболезнования… – начала она, и тут горло у нее перехватило. У старшего, Саши, белобрысые волосы были собраны в хвост, как у Веры. И смотрел он на нее Вериными голубыми глазами, светлыми, как августовские колокольчики.

«Это такое очевидное счастье – когда тебя любят собственные дети», – вспомнилось ей.

– Она вас очень любила, – сказала Майя, стараясь не расплакаться. – Мы с ней говорили об этом незадолго до ее смерти. Она считала себя виноватой… в том, что вы этого не чувствовали.

Лицо юноши застыло. Второй тихо вздохнул и замер, будто задержал дыхание.

– Я должна была вам сказать. Вера жалела, что не говорила вам об этом сама, не давала понять, как любит вас. Очень жалела.

– Моя девушка беременна, – вдруг сказал Саша басом. – Я звонил, хотел сказать маме! А она…

Лицо его сморщилось, и он заплакал, уткнувшись Марецкой в плечо.

– Мама была бы счастлива, – негромко сказала Майя и погладила его по гладким русым волосам.

К салону она подошла, когда часы уже показывали четыре. Издалека Майя заметила черную шляпку и красное пальто. Опять янтарная бабушка? Пригляделась, и так оно и оказалось: конечно, кто, кроме Ольховской, мог носить крошечную черную шляпку поздней весной? Даже в конце мая Анна Андреевна, старенькая божья коровка, не изменяла себе.

Майя легко взбежала по ступенькам, приветственно тронула колокольчик, прошла три шага – и остановилась. Что-то было не так, как обычно. В салоне толпились посетители, Яша в одиночестве переминался за прилавком… И тут Майя сообразила: нет Мони и Семы.

– А где Верман с Дворкиным? – тихо спросила она, подойдя к племяннику.

– В кабинете.

– Оба?!

Верман терпеть не мог оставлять магазин на одного лишь Яшу. Что должно было произойти, чтобы он бросил салон без присмотра, когда здесь столько клиентов? Вчерашняя встреча с Антоном была исключительным случаем, и Майя знала наверняка, что Антон в эту минуту находится дома.

«Что-то серьезное».

– Я помогу, – шепнула Майя взмыленному Яшке. – Только туфли переодену.

Но вот незадача: пакет с туфлями она еще утром оставила у Вермана в кабинете. Поколебавшись, Майя тихонько постучалась.

Ответили не сразу. Прошло не меньше двадцати секунд, прежде чем дверь приоткрылась и в щель показалось круглое лицо Мони.

– Марецкая? Заходи скорее.

Ее буквально втащили в комнату. Майя судорожно пыталась сообразить, что же такого страшного случилось за время ее отсутствия, но ее сбивала с толку лукавая усмешка на лице Дворкина.

Моня силком усадил ее на стул и сел рядом. Они с Семой обменялись торжествующими взглядами.

– Да скажет мне кто-нибудь, что произошло?! – не выдержала Майя.

– Чш-ш-ш! Не кричи, – Моня стал очень серьезен. – Слушай внимательно. Час назад сюда пришла Анна Андреевна Ольховская…

Десять дней спустя

Время для Майи теперь шло странно: быстро и скачкообразно. Прежде, оборачиваясь назад, она мысленно видела череду дней: в юности – счастливых, затем не очень, затем откровенно несчастных и, наконец, просто обычных дней, которые научилась не оценивать. Сама Майя в этих воспоминаниях представляла себя улиткой, которая ползла-ползла по склону Фудзи, а потом вдруг огляделась и поняла, что никакой горы нет. А почему ползти тяжело? Потому что ветер встречный, рожки за все цепляются и ракушка тяжелая. Улиткой ее в шутку называл муж – когда еще был ее мужем. Не за медлительность (поскольку Майя все делала споро, легко, будто играючи), а за пристрастие к листьям салата и всякой зелени, которую он и за еду-то не считал. Приходил домой, заставал жену жующей зеленые листочки и обязательно замечал: «Май, ты как улитка, ей-богу». Такой был ритуал, и он не раздражал Майю, хотя она слышала эту фразу не меньше сотни раз. Потом наступило время, когда муж, возвращаясь, не говорил ей ничего. Иногда выглядел угрюмым, а иногда – слишком оживленным, но Майя объясняла это сложностями у него на работе. Он стал задерживаться и, приходя, все чаще кричал на нее и швырял вещи. Майя понимала, что у мужа тяжелый период, сменилось начальство, и очень старалась быть мягкой и понимающей. Только отчего-то это злило его еще больше.

А потом наступил вечер, когда она сидела за рабочим столом, уже выключив станок, и задумчиво хрустела капустным листом. За ее спиной открылась входная дверь, вошел муж, и Майя встала ему навстречу.

– Ты сегодня пораньше… – радостно начала она, но не договорила.

Муж посмотрел на нее, отшвырнул портфель в сторону и вдруг закричал:

– Господи, что ты как коза, ей-богу! Хватит уже жрать эти листья! Посмотри на себя! Ты же как жвачное животное!

Он был красный, взмыленный и так зло кричал на нее, что Майя выронила злополучную капусту, совершенно оторопев. Она – коза? Почему коза? Она же улитка… Он всегда называл ее улиткой, и посмеивался, и сам приносил ей свежий салат в горшочке. Раньше. Еще полгода назад – приносил, почти каждый день.

– Прости, – хмуро сказал муж, не глядя на нее, и присел над портфелем, собирая рассыпавшиеся бумаги. – Прости. Не знаю, что на меня нашло. На работе был тяжелый день.

Майя смотрела на него, на смешно торчащий хохол справа от макушки, который она приглаживала ему по утрам, и думала о том, что уже давно он сам старательно укладывает себе волосы. И о том, что уже полгода она сама покупает себе салат. И о том, что она до сих пор считает себя улиткой, а надо бы посмотреть правде в глаза.

– Саня, – очень мягко сказала Майя, – Саня, скажи, зачем?

Муж застыл над бумагами.

– Я даже не спрашиваю тебя, как ее зовут, – так же мягко, словно ступая по непрочному льду, продолжала Майя. – Но со мной ты так – зачем? Чем я это заслужила, Сань? Почему бы тебе честно не сказать, что у тебя другая женщина? А, Саш? Ради чего ты меня мучил все это время?

Муж поднялся.

– У тебя отец умер… – глухо сказал он. – Я не мог тебя…

– А-а… – протянула Майя, – значит, так проявлялась твоя порядочность! Бросить меня после смерти отца ты не мог, зато вполне мог срываться на мне из-за того, что я – не та, кто тебе нужен. Это укладывалось в твое понимание порядочности, да?

Муж молчал.

– Позвони ей, – посоветовала Майя. – И скажи, что скоро приедешь.

– Кому? – встрепенулся муж.

– Как кому? Галочке твоей, или Танечке, или Олечке… Кто она?

– Света… – пробормотал тот.

– Значит, Светику. Позвони, она обрадуется. Все, Саня, иди.

Она подняла с пола капустный лист и сунула в рот.

Через два месяца они развелись, и потянулись долгие, однообразные дни. Ползи, ползи, улитка, тащи свой домик. Авось куда-нибудь и выползешь.

Но теперь, думая о прошлом, Майя больше не представляла себя улиткой. Скорее кузнечиком. Хлоп! – и выпрыгнул из несчастливого брака, хлоп! – и перескочил в новую жизнь. Прыг! – и оставил позади импозантного Пашу, а теперь сидит возле Антона Белова и пытается сообразить, куда же его занесло.

После развода с мужем в жизни Майи Марецкой прочно обосновались мужчины, которых она называла «мужчины-зато». В характеристике их отношений «зато» было ключевым словом, и она даже решила, что так – у всех. Муж – алкоголик? Зато детей любит. Пусть не защитил меня от хулиганов, зато добрый. Не умеет вбить гвоздь, зато интеллектуал. Паша – самодовольный болван, зато красавец и «подходящая пара». Всегда находились десятки «зато».

И Майя убеждала себя, что так и надо. По-другому – никак, они же взрослые люди, и время беззаветной влюбленности и романтизма для нее прошло.

Она не сразу поймала себя на мысли, что никаких «зато» в отношении Антона не приходит ей в голову: ни плохих, ни хороших. Он просто-напросто занял собой все ее жизненное пространство, но это не вызывало у Майи протеста. Они засыпали вместе, просыпались в одной кровати, смеялись, целовались, снова обнаруживали себя в постели, и во всем этом было непривычно много нежной радости – как будто кто-то сжалился над Майей и отсыпал ей то, что причиталось за последние годы. Майе казалось, что они живут вместе уже несколько лет. Иногда она заставляла себя вспоминать, что ничего толком не знает о человеке, с которым делит постель, но ей самой было трудно в это поверить. Они любили одни книги, смеялись над одними и теми же шутками, смотрели одни передачи.

Осознанно или нет, они без малейшего напряжения играли любящих супругов. Майя смутно догадывалась, что каждый из них в этой игре обретает свой островок безопасности, но что случится с этим островком потом, да и на что будет похоже их «потом», старалась не задумываться.