Предмет вожделения № 1 - Литвиновы Анна и Сергей

Одно утешало: качество товара-конкурента оставляло желать много лучшего. Девки были страшны как на подбор. Траченные жизнью, пустоглазые, истисканные мужскими руками…

При этом ассортимент был весьма широк. Товар предлагался самых разнообразных технических характеристик и возрастов. В основном – восемнадцати, двадцати, двадцать пяти лет. Но встречались и тридцатипяти-, и сорокалетние. Была даже одна старуха шестидесяти лет! (Она кокетливо закрывала лицо веером.) Была бы Таня мужчиной – она, кажется, ни одно из этих созданий не захотела бы даже забесплатно.

А вот поди ж ты, эти девчонки имеют нахальство требовать с кого-то деньги – за свои-то жидкие волосенки и висячие грудки! А раз они требуют денег – значит, и получают их?

Таня принялась читать послания, что оставляли на интернетовских страницах падшие женщины, – с целью завлечь потенциальных клиентов. Эти тексты она, даже против воли, оценивала как копирайтер, специалист-рекламщик.

Реклама, надо признать, выглядела такой же доморощенной и непрофессиональной, как и сами девки.

«…Любые ваши фантазии меня порадуют, или можете полностью отдаться во власть моих нежных рук…»

«…Я знаю, как помочь расслабиться и хотя бы на время заставить вас забыть о проблемах, доставить вам настоящее удовольствие…»

Н-да, убого. Татьяна бы за такие тексты своим копирайтерам руки-ноги поотрывала!

Одна («Инна, индивидуалка: 50 у.е. за час, 70 – за два, 120 – за ночь») завлекала клиентов виршами собственного сочинения:

А вот какое послание оставила в Сети блеклая (судя по фотографии) дама по имени Ирина (метро «Пролетарская», рост 170; грудь – 3; вес – 63. Час – 50 у, е.; 2 часа – 80; ночь – 100).

"Ты крепко сжимаешь охапку моих волос и жестко притягиваешь мое лицо к своему багровому члену.

Я начинаю жадно лизать и покусывать твой раздутый жезл…" Ну, и парочка абзацев в том же духе.

«Настоящая порнозарисовка, – усмехнулась Таня. – Прямо хоть в „Эдичку“ Лимонова вставляй. И написано, надо признать, ярко! С любовью к делу. Может, предложить авторше стажировку в нашем агентстве? Или она с таким жаром души только о „раздутых жезлах“ может писать? Или просто слямзила откуда-то текст?»

В итоге часа за полтора Таня просмотрела семь или восемь порносайтов. Ее удивило (в данной ситуации – приятно) одно обстоятельство: несмотря на высокую насыщенность рынка, он, этот рынок, в принципе, не был закрыт для нового товара.

Практически каждый из проституточьих сайтов предлагал любой желающей девушке включиться в нелегкий бизнес по продаже собственного тела. Каждая начинающая шлюха, решившая попробовать силы на новой стезе, могла разместить на любой из порнушных веб-страниц свою собственную анкету.

Почти всюду эта услуга – публикация анкеты на сайте – была платной и стоила одинаково. Чтобы твое изображение, с ценой на тебя и рекламой твоих услуг, появилось на сайте, надо было заплатить одну тысячу пятьсот рублей или пятьдесят долларов. За эту плату объява висела на интернетовской «доске объявлений» месяц.

Деньги за саморекламу предлагалось вносить вперед. Можно воспользоваться электронной почтой и расплатиться так называемыми веб-деньгами. Или вызвать курьера.

Ну, что ж: открытость рынка Тане была на руку.

Оставался, правда, один, но главный непроясненный вопрос. Как скоро после публикации ее фотографии к ней придут крепкие ребята с предложением влиться в стройные ряды организованной секс-индустрии?

Ясно, что придут, но когда?

Таня надеялась: пара дней у нее будет.

И она решительно придвинула к себе телефон.

Из дневника убийцы

Я знаю, что такое ад.

Он, оказывается, совсем не в загробной жизни.

И он не снаружи тебя, со всякими там котлами, крючьями, смолой, сковородками и чертями.

Ад – он здесь, на земле. И – при жизни. И он – внутри тебя.

За каждое удовольствие господь нам повелел платить. И чем сильнее радость – тем горше, тоскливее и, отчаяннее расплата.

Когда эти несчастные корчились под моими руками, молили о пощаде, стонали и орали от боли, в моей душе вспыхивало яркое, ослепительное, неслыханное наслаждение. Наслаждение, равное тысяче оргазмов.

Нет, сильнее тысячи оргазмов! О, это упоительное чувство всевластия! Всевластия над самым главным для человека: его болью. Над самым важным для него – его жизнью.

Какие сладостные, восхитительные, упоительные минуты!.. Минуты – каждая секундочка из которых, каждое мгновение длится, длится – доставляет неописуемое удовольствие, – а потом взрывается в мозгу атомным взрывом кайфа!..

Как явственно помню я все мои разговоры с этими женщинами – каждое наше с ними словечко… И этот наш предубийственный флирт, и наши ласки…

Я очень хорошо помню каждую из них. Ее первое ошеломление: «Что ты делаешь?» А после – ее возмущение: «Перестань! Отпусти!» А потом возмущение переходит в негодование. Сыплются жалкие угрозы…

А затем… Затем – эта первая сладостная минута, когда на ее лице появляется страх… И – самое яркое, самое вкусное – ее унижение, ее порабощение, ее готовность на все… На все – ради меня… На все – ради того, чтобы остаться в живых…

Как жалко, что они так быстро умирали!.. Как бы мне хотелось растянуть удовольствие… Но они в конце концов ускользали от меня в иные миры… Глаза их замирали, стекленели… И мне – мне приходилось отрываться от них… Отрываться – и уходить. И это тоже было очень, очень приятно: и радость, и опустошение, и удовлетворение, и спокойствие…

Жаль, жаль, жаль… Это спокойствие длится так недолго… А потом… Потом начинаются муки… Да, наверное, я все-таки совершаю Преступление… Потому что за Преступлением следует Наказание… А в моем случае Наказание не заставляет себя ждать… И так как я натура утонченная, изысканная, ранимая, оно, это Наказание, приходит изнутри меня.

Видимо, правы церковники: ничто для человека не проходит даром. Все оценивается кем-то, а потом тебе воздается. Только они не правы в том, что воздается после смерти. Воздается при жизни. И мне за мои поступки – воздается.

И вот теперь – в ответ, в качестве компенсации за мое неслыханное удовольствие я испытываю горе, страх, отчаяние, унижение.

Сейчас мне ничего не хочется. Ни есть, ни курить, ни жить.

Я не могу спать. Я забываюсь на минуту, на две – мне все равно когда, днем или ночью Но затем просыпаюсь в страхе, в ледяном поту, с диким сердцебиением. Долгими черными ночами лежу без сна, неподвижно, и смотрю в потолок, и чувствую, как на мою грудь большой тяжелой жабой навалился саднящий страх…