Тайна, деньги, два осла - Ольховская Анна

На этот раз изображать недомогание не пришлось – поясницу свело приступом боли. Затем тянущая боль переместилась на низ живота. Но ненадолго, почти сразу прошло.

Только сейчас Вика заметила, что с силой вцепилась в руку своего спутника, до побеления ногтей на пальцах.

– Что случилось? – встревоженно повторил вопрос фон Клотц.

– Да так, поясницу прихватило, ничего страшного, уже прошло. Я же говорила, что устала, а ты не верил.

– Ну ладно, пойдем в дом.

Он развернулся и медленно повел девушку по огибающей дом дорожке в сторону крыльца.

Весной ожил и расцвел не только лес вокруг, участок внутри ограды тоже принарядился. Нежно-зеленая трава сменила грязный затоптанный снег, голые кусты и деревья укутались свежей яркой листвой, а еще на участке обнаружились два куста сирени и три яблоньки, в мае превратившиеся в невест.

В общем, все цвело и пахло. Но когда видишь всю эту красотень изо дня в день и ничего больше, то никакие яблони и сирень уже не радуют.

Особенно в такой компании.

Особенно когда… снова тянет поясницу, причем сильнее, чем в первый раз.

– Ох! – не удержалась от стона Вика, буквально повиснув на руке фон Клотца.

– Что такое?

– Опять… опять поясницу тянет!

– А живот болит?

– Да, словно судороги внизу живота!

– Неужели началось? – нахмурился немец, обеспокоенно ощупывая живот девушки. – Да, твердый он какой-то. Но ведь до установленного врачом срока еще неделя!

– А-а-а!

– О, майн готт! – фон Клотц едва успел подхватить грузно осевшую на землю спутницу, поднял ее на руки и заорал: – Прохор! Васька! Где вы, черт бы вас побрал!

– Тут я, – выбежал из гаража Василий. – С джипом вожусь. А Прошка с утра в лес пошел, зайца какого подстрелить хочет или глухаря. Свежего мясца на обед захотелось. А че такое-то?

– Роды начались, вот че!

– Ой, е… И че теперь? Дохтора ведь нет, вы за ним через три дня только ехать собирались!

– Выкатывай джип из гаража и марш за ним!

– За кем?

– За доктором, кретин! Быстро!

– Так тут эта… – опасливо съежился рыжий. – Заминочка небольшая.

– Какая еще заминочка? – обернулся уже стоявший в дверях немец.

– Так колесо у джипа того…

– Что-о-о?

– В смысле – снято. Я шину латал. Надо бы новую, а то по лесной дороге они долго не выдерживают и…

– Заткнись! Быстро ставь колесо на место и пулей в город! Чтобы через два часа доктор был здесь!

– А если его на месте не окажется?

– Окажется, я ему сейчас позвоню. Пошел!

– Да, босс!

– А-а-а-а!

Не то чтобы Вика стремилась привлечь к себе внимание, вмешиваясь в оживленный диалог мужчин, она вообще не слышала, о чем они там орут.

Для нее сейчас не существовало ничего, кроме сотрясающих тело болезненных судорог, которые шли волнами.

И волны эти накатывались все чаще, и боль становилась все сильнее.

И скоро уже не было ничего, кроме изматывающей боли.

И хотелось только одного – чтобы она, боль, побыстрее закончилась. Чтобы все наконец побыстрее закончилось.

Потому что нет больше сил, мама, мамочка-а-а-а!

Где-то на периферии сознания мелькала бледная до синевы физиономия фон Клотца, потом появился еще один персонаж – кажется, тот самый доктор, что раз в три месяца приезжал на их выселки осматривать будущую мать.

Он что-то говорил Вике, но что – разобрать она не могла.

«Мама-а-а-а!»

Она уже почти утонула в океане боли и напряжения, когда вдруг все кончилось.

И откуда-то издалека, из другой вселенной послышалось слабое кряхтенье, потом – шлепок, после которого раздался громкий возмущенный плач.

А затем послышался самодовольный голос фон Клотца:

– Мальчик. Я же говорил – будет мальчик. Сын!

– Да, крепкий парень получился, – заговорил доктор. – Богатырь – почти пять килограммов, и рост… так, сейчас замерим – ого, шестьдесят сантиметров! И как только ваша жена смогла такого выносить, она ведь у вас вон какая хрупкая! Но молодец, умница, сама родила, обошлось без кесарева сечения.

– Красивый мальчик, правда?

– Да, на удивление. Обычно новорожденные довольно страшненькие, красно-фиолетовые, а этот беленький, прямо ангелочек.

– На меня похож!

– Одно лицо! И даже волосики белые, и глазки… Гм…

– Что такое? Почему вы нахмурились? Что у него с глазами? Он слепой?

– Да на первый взгляд все в порядке, просто глаза очень необычные, слишком светлая радужка. Видите, словно из серебра? Впрочем, у младенцев глаза часто неопределенного цвета, настоящий оттенок формируется позже.

Вика опустошенно лежала на кровати, ни о чем не думая, ничего не соображая. Она пока понимала только одно – мучения закончились. И у нее, кажется, родился сын.

А потом до нее дошел смысл слов доктора…

Серебряные глазки?!

– Дайте! – хрипло закричала она, приподнимаясь на кровати. – Дайте мне его! Отдайте моего мальчика!

– Ну-ну, успокойтесь, – улыбнулся доктор, забирая у сияющего фон Клотца наспех завернутого в пеленку новорожденного, – никто его у вас не отнимает, надо ведь было пуповину обработать, обтереть хоть немного, вот он, ваш красавец, ишь, кричит, сердится…

Он что-то говорил еще, в ответ бубнил фон Клотц, но Вика уже не слышала никого и ничего.

Как не ощущала и слез, капавших на пеленку сына.

Белокожего, с точеными чертами лица, с длинными платиновыми волосиками и серебряными глазками.

А значит, ей ничего не приснилось…

Была пещера, была. И Кай тоже был. И невероятная ночь. И…

И все. Потом ее выкинули, как использованную игрушку. Побаловался сверхчеловек, развлекся немного с забавной недорослью – и хватит. В лес ее, волкам на съедение. Или преследователям, идущим по следу, прямо на пути заботливо подложить.

А что, пожалел даже. Посчитал, что фон Клотц все же лучше, чем зубы хищников.

Сволочь высокомерная, ледышка!

Слезы уже не капали, они лились ручьем, от которого промок край пеленки. Малыш, все это время возмущенно оравший, вдруг притих и… посмотрел прямо на мать. Белые ниточки бровей нахмурились, губки сжались в тонкую линию, и мальчик обиженно засопел.

– С ума сойти! – раздался совсем близко голос фон Клотца – оказалось, он присел на корточки и внимательно вглядывается в лицо ребенка. – Доктор, он смотрит на мать! Он гримасничает! Он будто обиделся!

– Ну что вы, – благодушно протянул эскулап, все еще возившийся с роженицей, – младенец начинает фиксировать взгляд и узнавать близких где-то к двум месяцам, а уж такие эмоции, как обида, – вообще не раньше года. В крайнем случае – месяцев в восемь-девять. Это он, как вы правильно заметили, гримасничает. Неосознанно, подчеркиваю. Он и улыбаться будет, но не ждите, что вам. Просто так. Как говорят старики, ангел пролетел. Хотя ваш малыш и сам на ангела похож.

– Но он смотрит на Викхен, прямо на нее! Да вы гляньте, гляньте!

– Он не может смотреть, он толком еще не видит. Просто ребенок чувствует запах материнского молока, вот и тянется к источнику запаха. Мамочка, дайте ему грудь, ну что же вы! И хватит плакать, уже все кончилось. У вас чудесный малыш, и все обошлось без особых травм.

– Действительно, Викхен, что за потоп ты тут устроила? – поджал губы фон Клотц. – Вон, пеленку намочила раньше сына. Покорми малыша лучше. Тебе помочь?

– Нет! – вскрикнула Вика, отталкивая протянутые руки немца. – Я сама! Иди ко мне, мой лапыш, – проворковала она, укладывая все так же сопевшего ребенка поудобнее. – Вот так.

Подсказывать, где тут что, не пришлось, сложенные обиженной скобочкой губки разжались, и Вика тихонько ахнула, невольно улыбнувшись:

– Тише, тише, не спеши так!

– Вот что значит хороший вес и рост, – отметил доктор, выбрасывая хирургические перчатки в ведро. – Малыши с малым весом обычно сосут вяло, их приходится прикармливать из бутылочки, а этот – ого! Не оторвать!

– И не надо отрывать, пусть ест, сколько хочет, – горделиво напыжился фон Клотц, поднимаясь. – И при чем тут вес и рост? У мальчика просто хорошая генетика, он по всем параметрам истинный ариец, вы же видите.

– Допустим, истинных арийцев мне принимать до сих пор не приходилось, – усмехнулся доктор. – Но в данном случае могу констатировать – мальчик очень похож на своего отца.

– Это точно, – прошептала Вика. – Просто копия.

– Я старался, – усмехнулся немец. – Так, а теперь пора перебираться в вашу с сыном комнату. Я там все уже подготовил к рождению малыша.

Он действительно все подготовил. Вика не была в бывшей своей комнате-камере с момента подтверждения беременности и сейчас не узнала ее.

Светлые обои в мелкий цветочек, легкие воздушные занавески, детская кроватка под полупрозрачным пологом, пеленальный столик, весы, новый комод, на котором в ряд выстроились бутылочки, баночки, скляночки, тюбики с кремом (они, правда, не строились, а вальяжно лежали) – в общем, все необходимое для младенца в первые месяцы его жизни.