Лгунья-колдунья - Ольховская Анна

— Совершенно верно, — кивнул тот.

— Поэтому поехали домой, доченька.

— И что, Кирилл не скоро сможет говорить? — Способность соображать все еще сидела в том же углу, мысленное оцепенение продолжалось.

— О чем вы, девушка! — усмехнулся хирург. — Дай бог, чтобы он после всего смог говорить хотя бы внятно и членораздельно.

— Не говорите ерунды, — отмахнулась Лана. — С Кириллом все будет в порядке! Вот только как же мы узнаем, кто на него напал?!

— М‑да, — доктор поднялся, — подождите меня здесь, пожалуйста, я сейчас вернусь.

Он действительно сейчас вернулся, буквально через пару минут, за ним шла пожилая медсестра со шприцем наперевес.

— Это что? — насторожился Мирослав.

— Это седативное средство для вашей дочери. Вы же видите, в каком она состоянии, — врач кивнул в сторону что‑то тихо бормочущей себе под нос Ланы. Она улыбалась кому‑то невидимому. — Это почти пограничное состояние, если девушку не вывести из него прямо сейчас, у нее есть все шансы угодить в соответствующую клинику. Оно вам надо?

— Господи, нет, конечно! — Мама Лена обняла дочь и попыталась заговорить с ней, но не получилось, Лана не слышала никого, кроме неведомого собеседника. — А одного укола будет достаточно?

— Вполне, — улыбнулся доктор. — Для вашей дочери сейчас главное — отключиться от происходящего и хорошенечко выспаться, часов так десять‑двенадцать. А когда проснется, думаю, все будет в норме. Но если такое состояние сохранится и после пробуждения, я настоятельно рекомендую обратиться к соответствующему специалисту. Могу порекомендовать хорошего. Ну что, делать укол?

— Да, конечно, — Мирослав, придвинувшийся к другому боку дочери, замялся. — А куда колоть‑то будете?

— Внутривенно, — усмехнулся хирург. — Так что кому‑то из вас придется уступить место Тамаре Петровне.

Мирослав поспешно встал с дивана, медсестра села на его место и ловко перетянула жгутом руку. Лана абсолютно не реагировала на происходящее, продолжая одностороннюю беседу.

Но лекарство подействовало очень быстро, буквально через три минуты глаза девушки начали закрываться, речь — замедляться. А через пять она, склонив голову на плечо матери, спокойно спала.

— Ну, вот и все, — кивнул хирург. — Теперь можете отправляться домой. Надеюсь, завтра ваша дочь будет в порядке.

Измученной душе Ланы, скорее всего, очень хотелось погрузиться в сладкую нирвану тихого помешательства, где нет боли и страха, где все идет так, как хочется создателю. Создателю данного конкретного мира любви и Вселенского Добра, то есть Лане. Очередная подлянка, подброшенная судьбой, с кровью содрала защитный панцирь с души девушки, и израненная душа ренегатски попыталась соскочить в сумасшествие.

Но ей не позволили. Ярость, ненависть к ублюдку, безнаказанно ломающему человеческие судьбы, сила воли — все они выбрались из закоулков сознания, куда их выдул ураган боли, и, ведомые главным, всепоглощающим чувством — любовью, занялись реабилитацией души.

И у них получилось, десяти часов глубокого сна вполне хватило на восстановление душевных сил.

Во всяком случае, пробуждение было комфортным. Голова — светлая, мысли выстроены четко, плац надраен и блестит, знамя разума гордо развевается на флагштоке. Внутренние войска готовы к бою.

Одно мешало — родители привезли Лану к себе домой. Понятно, когда с их детенышем беда, они всегда норовят затащить малышку в свое логово. Будь малышка хоть немного адекватна, она воспротивилась бы, но увы — с адекватностью вчера было плохо. Это Лана запомнила. И, если честно, сейчас ей было страшновато, слишком уж близко оказалась грань безумия, заглянув туда, за грань, девушка едва не свалилась в притягательную бездну. Очень притягательную, надо сказать. Очень.

Хотелось бы сказать, что солнце, бившее короткими очередями в окна, в упор расстреливало хандру и страх, но — поздняя осень, господа, солнечными обстрелами не балует. В окна втекало хмурое, депрессивное утро, уныло шмыгавшее насморочным дождем. Хандра, потирая липкие ладошки, предвкушала полную и безраздельную власть над проснувшейся девушкой, но, получив совершенно неженственный пинок, с воем вылетела в форточку навстречу дождливым соплям.

Так, который, интересно, час? Изящные, инкрустированные черными и белыми бриллиантами часики — подарок Кирилла — сонно слиплись стрелками, показывая без десяти десять. Уф, слава богу! Не проспала!

Продрыхни она до обеда, и события понеслись бы неуправляемой лавиной, сорванной выпущенной на волю Осеневой, поскольку Лана с Павлом Матвеевичем договорились, что она приедет за подругой не позже двенадцати. И, не появись Лана вовремя, озверевшая от неведения и больничного ареста Ленка непременно сбежала бы.

Ничего, все сделаем вовремя. Сначала, само собой, к Кириллу, надо узнать, как он там. В том, что с ее мужчиной все будет в порядке, Лана совершенно искренне не сомневалась. Она не заставляла себя верить, материализуя желание, она просто знала — скоро Кирилл вернется домой, причем такой же, как прежде. О всякой там ерунде насчет травмированного мозга девушка и слышать не хотела.

ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО!

Стоя под теплыми струйками воды, Лана старательно выстраивала в нужном порядке события сегодняшнего дня. Пунктирно это выглядело так: Кирилл — Ленка — девчата. Какие девчата? Северные туристки, само собой. А конкретно — Ирина Плужникова и Дина Квятковская. Их следовало обезопасить от их же товарища. Или подруги, потому что причастность Нелли Симонян к происходящему Лана не исключала. И довод, что женщина не способна на столь жуткие развлечения, девушкой просто не рассматривался. Под подозрением были все, на кого еще не покушались.

Вениамин Путырчик, Борис Марченко, Нелли Симонян. Безумной тварью, убивавшей всех, кому «посчастливилось» оказаться с ним или ней в одной компании, был кто‑то из этих троих.

Хотя Лана была знакома с ними не очень хорошо, но Ленка довольно много рассказывала о походе и его участниках, поэтому приблизительную характеристику каждому составить она могла. И никто из подозреваемых на маниакального монстра не тянул.

Венечка Путырчик?! Рыжий долговязый вечный подросток в мятых штанах? Импульсивный, открытый, искренне увлеченный своей пыльной и малооплачиваемой работой в архиве, Венечка меньше всего походил на клубок жгучей ненависти и злобы, описанный Кириллом.

Солидный, спокойный, пусть и немного брюзгливый Борис Марченко? Лане был хорошо известен подобный тип мужчин, вернее — мужичков. Основательные такие, хозяйственные, рачительно управляющие небольшим, зато своим бизнесом, они вполне удовлетворены достигнутым. Это, как правило, квартира, машина, дача, возможность пару раз съездить в отпуск туда, куда захочется, и абсолютное равнодушие к светским тусовкам и обитающим в этих тусовках паразитам. Вернее, паразиткам — длинноногим блондинистым красоткам, рыщущим по гламурным мероприятиям в поисках подходящего носителя. Причем внешность носителя значения не имела, определяющим фактором была толщина кошелька. Ну, а если появлялся раритетный экземпляр типа Кирилла Витке, начиналось форменное безумие. Но типаж, к которому относился Борис Марченко, длинноногие красули совершенно не интересовали. Представителям этого типажа нужны были такие же основательные и спокойные тетки, как они сами, хорошие хозяйки и в то же время — состоявшиеся в профессии, не собирающиеся сидеть на шее у мужа.

Именно такой и была крепенькая, как боровичок, Нелли Симонян. Она занимала неплохую должность в банке, ну а плохую хозяйку среди армянок найти довольно сложно. Это смогла оценить и Лана, отведав вкуснейшее соте из баклажанов, принесенное Нелли на сороковины по Вадиму. Представить большеглазую Нелли, трогательно опекавшую несчастную Динь, пробирающейся в квартиру Осеневой с каракуртом в коробке Лана не могла.

И что? Сомнений в том, что убивает один из «северян», не было, а значит, надо проверять каждого. Но этим пусть займется Кравцов, а ей надо позаботиться о девчатах. Как? Да очень просто — пригласить пожить их сюда, к родителям. Коттеджный поселок, в котором расположен дом Красичей, тщательно охраняется, проникнуть сюда незаметно довольно сложно. Да еще и Тимка есть…

Тимка?! Черт, он же заперт там, в квартире, один!

Лана выключила фен и, не расчесав толком влажноватую гриву волос, валькирией вылетела из своей комнаты.

— Мама! — Так, теперь главное — не ссыпаться в спешке со ступеней. — Дай мне ключи от своей машины!

— Р‑р‑рав!

Странно, мама Лена, конечно, по утрам бывает не в духе, но не настолько, чтобы сразу гавкать.

А еще у мамы Лены очень аккуратные маленькие ушки, а не обрубки, нежное гладкое лицо, а не лохматая улыбающаяся мордень, и на четвереньках она не бегает.