Сокровище князей Радзивиллов - Тарасевич Ольга

Осторожно постучав, в дверь спальни заглянула нянька. Завидев, что пани еще спит, она беззвучно развела руками и виновато посмотрела на Доминика. Означать это могло, конечно, только одно: вот буквально на минуточку задремала, а пострел сразу же этим воспользовался, быстро побежал к родителям. Сашенька рос очень сообразительным мальчиком и как-то слишком быстро для своих трех годочков понял: стоит только утром забраться в родительскую спальню, и можно там уже забавляться до обеда, встают господа в замке, как правило, ближе к полудню. Папенька жалеет чуткого сна маменьки, и стоит только притворно скривить личико, намекая на громкий рев, – и дозволение баловать в родительской спальне сразу же дается…

Доминик, уворачиваясь от довольно болезненных (сынишка становится все сильнее!) ударов, вытянул вперед руки, сделал вид, что укачивает младенца, и вопросительно глянул на няньку. Женщина сложила ладони, прижала их к уху, закрытому чепцом с пышными оборками, а потом осторожно притворила за собой дверь.

– Спит твоя сестричка, маленькая Стефания. Слава богу, хоть она пока еще не выучилась сюда прибегать. Представляю, что бы вы здесь вдвоем устроили… А шуметь нельзя. Иначе наша маменька не выспится, а потом будет мучиться мигренью. Эх, Сашка, брал бы ты пример со Стефании: сестра спит, родителям не мешает…

Доминик забавлялся с сыном, ворчал и улыбался. Улыбался, потому что притворным было ворчание, напускным – недовольство.

А на самом деле, оказывается, это такое огромное счастье – проснуться оттого, что будит тебя родимый сыночек, наследник. Конечно, официально не признали право Сашеньки на наследование. Ведь появился на свет он, когда оба его родителя еще состояли в других браках; не хотели долго развода давать ни Изабелла Мнишек, ни Юзеф Старженский. Странные люди, что Изабелла, что Юзеф! Знали ведь, что не по любви браки их заключались, что никаких чувств, кроме ненависти и раздражения, к ним не имеется, а все равно не отпускали, мешали, то одного требовали, то другого. Впрочем, деньги все решают. Даже отец Тэфы – уж насколько он вначале сказывался обиженным да непримиримым, как громко орал: «Позор, слышать ничего о вас больше не желаю! Нет у меня дочки больше!» – а все равно потом согласился принять золото и замириться с дочерью и зятем. Стефания уже в законном браке родилась, в Несвиже, после того, как вернулись ее родители из многолетнего путешествия по Европе, а потому с официальным признанием дочери трудностей никаких не возникло. Впрочем, главное ведь не это, не правила, не то, что удалось замириться с родными.

Главное…

Доминик с нежностью посмотрел на спящую жену. Как красива она! Даже сейчас, после рождения двух детей, тело ее хранит девичьи линии и формы. Прекрасны золотистые локоны и голубые глаза ее. Особенно ошеломляющее впечатление производила Тэфа в Европе, на нее все таращились на балах, как на прекрасного ангела, чудом вдруг спустившегося с небес и очутившегося на приеме монаршего дома. Чего тут скрывать, такое внимание к внешности жены очень льстило самолюбию. Хотя, как выяснилось еще в самом начале поездки в Европу, характер у жены тот еще, решительный, сильный. Чуть что не по нраву – безмятежный прекрасный ангел становится чертенком, который может не то что побраниться – даже руку на мужа поднимает! Колотит маленькими своими кулачками – и никаких угрызений совести! Невозможно было и предположить в той рыдающей после венчания со стариком девчушке столько силы и страсти, такого отчаянного порой упорства. Хотя у Тэфы ведь тоже есть радзивилловская кровь, может, это сказывается? Радзивиллы-то всегда были сильными, своенравными и чувств своих не прятали, коли любили – так любили, а если уж ненавидели – то тоже всей душой, всей силой, страстнейшим самым образом…

Ах, впрочем, нет: красота, характер – это все тоже не так важно, не самое главное.

Просто… Это сложно объяснить быстро и коротко… Просто с Тэфой все в радость: ругаться, мириться, танцевать, охотиться, засыпать и просыпаться. Только с Тэфой, лишь с ней одной! Именно эта женщина нужна, как воздух. Одно ее присутствие делает жизнь ярче и счастливее. А поначалу… нет, поначалу даже любви к ней никакой не было, только лишь жалость.

Сидела она после венчания в своем покое, зареванная, несчастная. И вскипела кровь, застучало в висках – да сколько можно, в конце концов, родственникам чинить несчастья, превращать жизнь своих наследников в ад?! Они думают, что лучше знают, что все просчитали! Просчитали они! А как жить тем, чьи интересы они якобы просчитали?! Не жить – в петлю лезть хочется! Господи, да ведь только видеть Изабеллу в столовой за завтраком, не прикасаться, не целовать – только лишь видеть с ее постаревшим унылым лицом, потухшими глазами – это ведь такие муки, такая мерзость, настолько невыносимое гадство! И тогда, при виде бледненькой Тэфы, которой предстоит уже на собственной шкуре испытать прочувствованную им печальную горькую участь, такая бешеная ярость случилась… И откуда те слова нашлись, что заставили ее вот так мигом сорваться, бросить дом, родителей, которых она любила?..