Улыбка Горгоны - Соболева Лариса

– Пожалуйста, покороче. Уже темнеет, а города я не знаю.

– Мне тоже на работу ехать… В общем, Мирону стало плохо, ему нужна операция, я зарабатываю прилично, но деньги уходят, сама понимаешь, на лекарства. Как-то Зина по секрету сказала, что деньги достанет. В общем, важные бумаги Беляева, за которые дадут очень много денег, оказались у нее! Только не дома. Она решила продать их и отдать деньги Мирону. Теперь суди, какая была у тебя сестра.

Лайма сама себе удивилась: толково, коротко, намеками, без унижений и слез изложила свою, по сути, просьбу. Ни слова лжи не произнесла… до того момента, когда неназойливо коснулась бумаг и благородного порыва Зинули.

Не было этого! Ничего Зинуля ей не обещала! А как заставить Веронику отдать эти проклятые бумажки, из-за которых погибли люди? Только создав у девушки возвышенно-святой образ сестры, заодно навесив комплекс: ты не такая. Но почему бы Веронике не стать такой, как Зина в художественных описаниях Лаймы? Это же просто: отдай то, что тебе не принадлежит, спаси жизнь.

При столь мощном моральном фундаменте совесть Лаймы даже не пикнула с протестом, мол, не стыдно врать-то? Не стыдно. Зина глубоко под землей, ей безразлична судьба наследия Беляева. И кто после этого назовет Лайму дурой? Если все же назовет, то это личные проблемы того человека.

Но Веронику не так-то легко провести, не совсем она безграмотная в юридическом плане, хотя сия наука всем наукам наука – черт обе ноги сломит, разбираясь в ней. Глядя на дивное создание, окутанное фимиамом лжи, она, прикинувшись, будто поверила, начала с несущественного вопроса:

– Когда Зина обещала тебе деньги за бумаги?

– Э… За несколько дней до убийства, я не помню точно.

– А что в тех бумагах? – Это главный вопрос, интересно, какой придуман у Лаймы ответ?

– Не знаю. От меня многое утаивали, жалели, наверное, из-за Мирона. Думаю, гектары… это какое-то очень большое поле. Может, бывшее колхозное… А может, «Сосновая роща», она принадлежала Беляеву.

– Из-за колхозного поля столько трупов? – недоумевала Вероника. Ну, хватит с нее. – Видишь ли, дорогая, чужую собственность продать невозможно. Даже умершего или погибшего, убитого человека. Если нет наследников, а наследники, как правило, находятся, собственность отходит в государственную казну, но продать, как тебе обещала Зина, ее нельзя.

– Ну… – потерялась Лайма. – Я не разбираюсь в таких делах…

– Вот именно.

Не было желания уличать ее, мол, ты маленькая лгунишка и прежде чем лопотать всякие глупости, изучи тему хотя бы в общих чертах. Вероника сняла с вешалки плащ, стала надевать его, давая понять, что остальные доводы Лайма может оставить при себе, а ей неинтересно.

– Подожди! – лгунья схватила ее за руку. – Умоляю, если тебе они попадутся… пожалуйста… помоги Мирону хоть чем-нибудь, это же жизнь человека. Твоя сестра обещала, она знала, что говорила… Если Зина сказала, что продаст, значит, это стало возможным. Я верю ей. Я верю только ей.

– Ты же сама утверждала, что Зина хранила их вне дома. Вероятно, они были у Саши, раз и ее убили.

– Нет-нет, у Сашки их не было…

Лайма осеклась: а почему, собственно, не было? Да нет, она уверена: у Сашки не могла хранить Зина такую огромную ценность. Но откуда уверенность?

Вероника ушла, а Лайма, торопливо собираясь в клуб, не могла отделаться от этих мыслей.

Ливень не утих, будто в небе образовалась пробоина размером с город, а океан расположен за тучами, теперь вода из него льется беспрепятственно, затопляя улицы. И сумерки наступили. Как бы не заблудиться.

Вероника раскрыла зонт, быстро пересекала двор, огибая лужи, и все равно ступала в воду, так что набрала полные туфли. А идти…

Внезапно с двух сторон ее схватили под руки двое мужчин, в следующий миг Вероника почувствовала, что ее ноги не касаются земли, а все вместе они движутся. Не каждого хватают и несут, а те, кого похищают, кричат одно и то же:

– Э! Э! Вы меня… куда?! Пустите! А!.. Помо…

– Заткнись, сучка! – рявкнул в ухо амбал слева.

– Если не хочешь своей кровавой юшкой захлебнуться, – добавил второй.

Вероника обмякла. Потеря ориентации, паника, перебои дыхания, тишина в грудной клетке – как будто наступила смерть, правда, остатки жизни еще теплились, поэтому не наступила полная тьма. Вдруг перед ними что-то выросло. В полумраке, к тому же лицо заливала вода, Вероника не разглядела, но ее возродила к жизни фраза: