Сицилиец - Пьюзо Марио

Крестьяне Сицилии, проголосовавшие за партии левого толка и решившие низложить своего короля, были бы крайне удивлены, узнав, в какой гнев это привело многих высокопоставленных людей. Они были бы просто ошарашены, если бы до них дошло, что такие могущественные страны, как Соединенные Штаты, Франция и Великобритания, крайне обеспокоены тем, что Италия может стать союзницей России. Многие из них даже и не слыхали о такой стране.

Бедняки Сицилии, получившие, впервые за двадцать лет право демократическим путем изъявить свою волю, просто-напросто голосовали за тех кандидатов и за те политические партии, которые обещали им в собственность маленький надел земли за ничтожную сумму…

Да, сицилийцы голосовали за то, чтобы им и их семьям дали возможность приобрести кусок земли, а вовсе не за какую-то политическую партию. Иметь собственный надел — большего счастья для них быть не могло: ведь это значило, что они будут обрабатывать собственную землю и сами распоряжаться продуктами своего труда. Им бы иметь несколько акров под зерном, огород на склоне горы, крошечный виноградник, лимонное да еще оливковое дерево — вот предел мечтаний.

Министр юстиции Франко Трецца был уроженцем Сицилии и подлинным антифашистом, сидевшим в тюрьмах Муссолини, пока ему не удалось бежать в Англию. Это был высокий, аристократической внешности человек с черными, как смоль, волосами, хотя в бородке его поблескивало серебро. Будучи настоящим героем, он был при этом стопроцентным бюрократом и политиканом — весьма необычная комбинация.

У министра был в Риме огромный кабинет, обставленный массивной старинной мебелью. На стенах висели портреты президента Рузвельта и Уинстона Черчилля. В окна, выходившие на маленький балкон, были вставлены цветные стекла. Министр налил вина своему уважаемому гостю — дону Кроче Мало.

Они сидели, потягивая вино, и беседовали о политической ситуации на Сицилии и предстоящих выборах. Министр поделился своими опасениями. Если Сицилия снова отдаст предпочтение левым партиям, христианские демократы могут утратить контроль над правительством. А католическая церковь может утратить свое ведущее положение в качестве официальной церкви Италии.

Дон Кроче молча слушал. Он усиленно работал челюстями и вынужден был признать, что еда в Риме намного лучше того, что едят на его родной Сицилии. Дон сидел, низко пригнув крупную, как у императора, голову к тарелке, наполненной спагетти с трюфелями; массивные челюсти его безостановочно пережевывали пищу. Время от времени он вытирал салфеткой тонкую ниточку усов. Мощный горбатый нос обследовал каждое новое блюдо, которое подносили ему слуги, словно проверяя, нет ли в нем яда. Глаза то и дело обегали роскошно сервированный стол. Он молчал, а министр продолжал монотонно излагать положение дел в стране.

В завершение трапезы было подано большое блюдо фруктов и сыры. Затем за традиционной чашечкой кофе и пузатой рюмкой коньяка дон приготовился вступить в беседу. Он поерзал, устраиваясь поудобнее на слишком маленьком для его могучего тела стуле, и министр поспешно предложил перейти в гостиную, где стояли мягкие кресла. Он велел слуге перенести туда кофе и коньяк и отпустил его. Министр сам налил дону черного кофе, предложил сигару, от которой тот отказался, и приготовился слушать мудрые слова: он знал, что дон всегда говорит по делу.

Дон Кроче беззастенчиво разглядывал министра. На него не произвели впечатления аристократический профиль, мясистое лицо, исходившая от этого человека сила. Бородка ему вообще не понравилась, показавшись нарочитой. Этот человек мог произвести впечатление в Риме, но не на Сицилии. И, однако же, именно он мог помочь мафии вновь обрести на Сицилии свою силу. Зря они в свое время плевали на Рим — вот и получили Муссолини и фашистов. Насчет правительства левых партий у дона Кроче не было иллюзий. Оно вполне могло взяться за проведение реформ и ликвидировать тайное правление «Друзей». Только правительство христианских демократов способно поддержать те процессы, благодаря которым дон Кроче мог считать себя неуязвимым, и он согласился поехать в Рим, чувствуя себя чем-то вроде целителя, посещающего калек, которые на самом деле просто истерики. Дон знал, что сумеет их вылечить.

— Я могу преподнести вам Сицилию на блюдечке во время выборов, — сказал он министру Трецце. — Но нам нужны вооруженные люди. И вы должны обещать мне, что не тронете Тури Гильяно.

— Вот этого обещания я вам дать не могу, — сказал министр Трецца.

— Но только это обещание от вас и требуется, — возразил дон Кроче.

Министр погладил свою бородку.

— А что за человек этот Гильяно? — нехотя спросил он. — Такой молодой и такой злобный. Даже для сицилийца он слишком жесток.

— Ну что вы — он человек мягкий, — сказал дон Кроче, не замечая сардонической улыбки министра и опуская то обстоятельство, что сам он ни разу в глаза не видел Гильяно.

Министр Трецца покачал головой.

— Не думаю, — сказал он. — Человека, убившего столько карабинеров, едва ли можно назвать мягким.

А ведь это правда. Дон Кроче подумал, что Гильяно в самом деле вел себя крайне безрассудно последний год. Расправившись с отцом Доданой, Гильяно стал бешено преследовать всех своих врагов — и мафию, и римских чиновников.

Он разослал во все газеты письма, в которых объявлял себя правителем Западной Сицилии… А кроме того, разослал предупреждения карабинерам, чтобы они не смели после полуночи патрулировать улицы Монтелепре, Корлеоне и Монреале. Нужно же его людям навещать друзей и родных, и он вовсе не желает, чтобы их арестовали в постели или пристрелили, когда они будут выходить из дома; да и он сам захочет ведь навестить своих родных в Монтелепре.

Газеты напечатали это с ехидным комментарием. Это что же, Сальваторе Гильяно запрещает cassetta? Этот бандит запрещает полиции осуществлять свои законные функции и патрулировать улицы сицилийских городов? Какая наглость! Какое возмутительное бесстыдство! Этот молодой человек что же, считает себя королем Италии? Появились карикатуры, на которых карабинеры прятались в темных закоулках Монтелепре, в то время как огромный Гильяно величественно шагал по площади.

Естественно, фельдфебелю в Монтелепре оставалось только одно: каждую ночь высылать патрули на улицы. Каждую ночь он приводил свой гарнизон, раздутый до сотни человек, в состояние боевой готовности и заставлял карабинеров охранять все подступы к городу со стороны гор, чтобы Гильяно не мог в него ворваться.

Но однажды он послал карабинеров в горы, и Гильяно вместе со своими пятью командирами: Пишоттой, Террановой, Пассатемпо, Сильвестро и Андолини — а каждый из них возглавлял отряд в пятьдесят человек — устроил им засаду. Гильяно открыл по ним безжалостный огонь и убил шестерых. Остальные бежали, спасаясь от пулеметного огня.

Рим взялся за оружие, однако именно удаль Гильяно и могла сослужить им всем сейчас службу, если только дону Кроче удастся переубедить это парниковое растение — министра.

— Поверьте, — сказал дон Кроче министру Трецце, — Гильяно может быть нам полезен. Я уговорю его объявить войну социалистам и коммунистам на Сицилии. Он нападет на их центры, уничтожит их активистов. Он будет моей вооруженной рукой. Ну и, конечно, я и мои друзья проведем необходимую работу исподтишка.

Министр Трецца не возмутился, лишь презрительно произнес:

— Гильяно уже опозорил нашу страну. Опозорил в международном масштабе. У меня на столе лежит план, разработанный начальником штаба нашей армии, согласно которому против Гильяно и его бандитов будут двинуты войска. За его голову назначено вознаграждение в десять миллионов лир. Тысяча карабинеров прибывает на Сицилию для подкрепления. А вы просите, чтобы я поберег его? Дорогой дон Кроче, я рассчитывал, что вы поможете нам и выдадите его, как выдавали других бандитов. Гильяно — это позор Италии. Все считают, что с ним надо кончать.

Дон Кроче отхлебнул кофе и провел пальцами по усикам, вытирая влагу. Ему начинало надоедать это римское двоедушие. Он медленно покачал головой.

— Нам куда важнее сохранить жизнь Тури Гильяно — пусть совершает свои героические дела в горах. Народ Сицилии молится на него — люди читают молитвы во спасение его души, чтобы он остался цел и невредим. На моем острове не найти человека, который предал бы его. Да и сам он намного хитрее всех других бандитов. В его лагере есть мои шпионы, но такова сила его личности, что я не знаю, насколько они мне верны. Вот каков этот человек.

Он всех располагает к себе. Если вы пошлете туда тысячу своих карабинеров да еще солдат, и вся эта операция провалится, как проваливались все попытки раньше, — что тогда? Я вам вот что скажу: если на ближайших выборах Гильяно решит поддержать левые партии, вы потеряете Сицилию, а значит, как вам, должно быть, известно, ваша партия потеряет Италию.