Лихорадка - Герритсен Тесс

По телефону заплетающимся языком ответила женщина, она явно была пьяна.

– Алло? Кто это говорит?

– Доктор Эллиот. Вы звонили мне на пейджер? – Клэр поморщилась от грохота, с которым трубку бросили на стол. Она услышала шаги, потом узнала голос Линкольна Келли, который обращался к женщине.

– Дорин, можно мне поговорить по телефону?

– Что за бабы все время тебе звонят?

– Дай мне трубку.

– Ты же не болен. Почему тебе звонит доктор?

– Это Клэр Эллиот?

– О, она уже Клэр! Выходит, близкая знакомая!

– Дорин, я отвезу тебя домой через минуту. А пока позволь мне поговорить.

Наконец он взял трубку.

– Клэр, вы еще здесь? – смущенно спросил он.

– Да.

– Извините, что так получилось.

– Не берите в голову, – отозвалась она и подумала: «Вам и без того забот хватает».

– Люси Оверлок посоветовала мне позвонить вам. Она закончила раскопки.

– Что-нибудь интересное?

– Думаю, вы уже почти все знаете. Захоронению не меньше ста лет. Останки принадлежат двум детям. У обоих очевидные признаки травм.

– Значит, старое убийство.

– Скорее всего. Завтра она будет представлять подробный доклад своим студентам. Возможно, вам это не очень интересно, но она все-таки подумала, что следует вас пригласить. Ведь эти кости нашли именно вы.

– А где будет проходить занятие?

– В лаборатории музея, в Ороно. Я поеду туда, так что, если захотите, можете присоединиться. Я выезжаю около полудня.

На заднем плане захныкала Дорин:

– Но завтра суббота! С каких это пор ты работаешь по субботам?

– Дорин, дай мне закончить разговор.

– Вот так всегда! Ты вечно занят! А со мной никогда не бываешь…

– Надевай пальто и садись в машину. Я отвезу тебя домой.

– Черта с два, я сама могу доехать.

Хлопнула дверь.

– Дорин! – крикнул Линкольн. – Отдай мне ключи от машины! Дорин! – Его голос снова заговорил в трубку, торопливый, нервный. – Мне нужно идти. Увидимся завтра?

– В полдень. Буду ждать.

8

– Дорин старается, – сказал Линкольн, не отрывая глаз от дороги. – Правда старается. Но это нелегко для нее.

– Да и для вас тоже, – заметила Клэр.

– Да, всем несладко. И это тянется уже не один год.

Когда они выезжали из Транквиля, на улице шел дождь. Теперь он сменился мокрым снегом, хлопья которого с тяжелыми шлепками опускались на ветровое стекло. Когда температура опустилась до опасной отметки – не минус и не плюс, а асфальт покрылся тонкой коркой наледи, дорога стала коварной. Клэр была рада тому, что за рулем Линкольн, а не она. Мужчина, проживший сорок пять зим в таком климате, хорошо знаком с суровыми законами.

Протянув руку, он включил стеклообогреватель. Конденсат, скопившийся на стекле, начал рассеиваться.

– Мы уже два года не живем вместе, – пояснил он. – Проблема в том, что она меня не отпускает. А у меня не хватает мужества заставить ее сделать это.

Они оба напряглись, когда впереди идущая машина вдруг резко затормозила и ее начало заносить. Водитель еле успел вырулить на свою полосу, избежав столкновения со встречным грузовиком.

Клэр откинулась на спинку сиденья, сердце у нее бешено колотилось.

– Господи.

– Столько чертовых лихачей развелось!

– Может, нам развернуться и поехать обратно?

– Да мы уже полпути одолели. Так что вполне можем ехать дальше. Или вы хотите все отменить?

Она сглотнула.

– Да нет, если вы считаете, что все в порядке, значит, все в порядке.

– Мы просто не будем спешить. Только надо учесть, что в таком случае мы вернемся домой поздно. – Линкольн взглянул на нее. – Как Ной, справится?

– Он сейчас стал таким самостоятельным. Уверена, у него проблем не будет.

Линкольн кивнул.

– Отличный парень.

– Да, – согласилась она. И добавила с грустной улыбкой: – В основном так.

– Похоже, все не так просто, как кажется на первый взгляд, – предположил Линкольн. – Я все время слышу это от родителей. Говорят, воспитание детей – самая трудная на свете работа.

– И она во сто крат труднее, когда выполняешь ее в одиночку.

– А где отец Ноя?

Клэр молчала. Ответ на этот вопрос всегда давался ей с большим трудом.

– Он умер. Два года назад.

Она едва расслышала его смущенное бормотанье: «Простите». На некоторое время в салоне воцарилась тишина, нарушаемая лишь шорохом дворников, скользивших по ветровому стеклу. Два года прошло, а ей по-прежнему тяжело говорить об этом. Она до сих пор не привыкла к своему новому статусу вдовы. Женщины не должны становиться вдовами в тридцать восемь лет.