Рецепт идеальной мечты - Литвиновы Анна и Сергей

Он пытался хотя бы выручить у нее свою одежку – но она не отвечала на его телефонные звонки. И на порог не пускала. Сучка.

– Ну, и чего ты хочешь? – полюбопытствовал Хэнк, качаясь на корме.

– Забрать шмотки. И плюнуть ей в рожу.

– А вот "плюнуть", друг, это не надо. Копов вызовет.

Я мою вторую законную тоже хотел поучить, а она полицию взяла и вызвала. Загорал ночь в участке… А правда, – переменил тему американец, – что вы, русские, собак едите?

– Что? Нет, не правда. Собак не едим. Только кошек.

– Серьезно?!

– Шучу, шучу Мы едим такую же пищу, как вы. Пиццу там, макароны, мороженое, бифштексы. Только гамбургеры не любим.

– Это вы зря, – огорчился Хэнк. – А в России очень холодно?

– Нет, нормально. Примерно как у вас. Ну, чуть холоднее.

– Правда?! – не поверил американец. – Да ты, парень, настоящий русский? Может, ты француз? Или чех?

– Хочешь водки?

– А у тебя что, с собой?

– Имеется.

Дима вытащил из внутреннего кармана фляжку. Протянул спутнику. Тот зажал руль под мышкой, опасливо отвернул пробку, понюхал.

– И правда водка. Нет, я не буду.

Вернул фляжку журналисту.

– Ну а я остограммлюсь, – сказал Полуянов и картинно, словно на сцене, опрокинул в себя содержимое стопятидесятиграммовой фляги. С каменным лицом выдохнул, занюхал кожаным рукавом. Хэнк следил за ним с восхищением. Дима, рисуясь, перевернул фляжку вниз горлышком – оттуда на дно моторки упала одинокая капля.

– Bay, – сказал Хэнк.

– Русские обычно в таких случае говорят: "Ни хрена себе". Повтори!

– Ни хирэна сиб'ье, – пробормотал по-русски Хэнк. – Это прилично?

– Нет.

– Тогда надо запомнить. "Ни хирэна сиб'ье".

– Правильно.

После водки теплая волна поднялась снизу от желудка, ударила Диме в голову. Сразу стало жарко и беззаботно. И моторка, и Хэнк, и волны, и огонек на берегу казались теперь частью забавного приключения. Вообще-то он планировал выпить водку позже, но коли к слову пришлось…

– А ты, это, насчет своей богачки не заливаешь? – усомнился Хэнк.

– Хочешь, расскажу, где у ней родинки?

Как ни странно, этот аргумент подействовал. Хэнк замолчал, о чем-то долго размышлял, потом сказал:

– За ночное время надбавить надо бы. Еще полторы сотни.

– Ты с ума сошел, Хэнк! У меня на все про все сто баксов осталось!

Сошлись на семидесяти пяти.

Так, за разговором, и коротали время в дороге. Невидимые волны били в борта. Лодчонка плюхалась на легкой волне. Луна удрала в тучи. Более благоприятное время для задуманного трудно было представить.

Наконец, после часа маетного, укачливого пути Хэнк бросил якорь. Вроде бы напротив Полиного особняка.

Но в темноте казалось – до берега еще чертово расстояние. Мили и версты черной холодной воды.

– Давай, Хэнк, подгреби еще.

– Нет, командир, дальше не пойду. Опасно.

На берегу светилось одно окно. Вроде бы это дом Полы. Вроде бы окно горит наверху, в спальне. Трудно было поверить, что всего три ночи назад Дима находился там, внутри – в теплом и безопасном помещении. Рядом с красивой обнаженной женщиной.

Полуянов снял куртку, рубашку. Положил вещи в большой полиэтиленовый пакет. Хэнк боязливо смотрел на покрывающееся гусиной кожей голое мускулистое тело Дмитрия.

Журналист стащил с себя кроссовки, носки, джинсы.

Сунул в тот же пакет. Остался в одних трусах. "Crazy guy" <"Псих ненормальный" (англ., разг.).>, – восхищенно пробормотал спутник.

Океанский бриз холодил плечи и туловище. Под ногами на дне моторки хлюпала вода. Дима обмотал пакет с одеждой скотчем крест-накрест. Потом еще раз. Уложил сверток во второй полиэтиленовый пакет. Надул его через горловину воздухом. И накрепко перевязал горловину тем же скотчем. Получился воздушный пузырь.

Затем журналист положил в другой, маленький, пакет бумажник. Крепко-накрепко перетянул скотчем и его.

Засунул маленький сверток себе в трусы "DIM". Взял со скамейки бутылку с подсолнечным маслом. Плеснул на руки. Принялся натирать себя – лицо, руки, плечи.

Хэнк, со сдержанным восхищением наблюдающий за этими манипуляциями, вдруг опасливо спросил:

– Слушай, парень, а ты не шпион?

– Ты шпионские фильмы видел? Видел, какая у них экипировка? Так что не смеши. Лучше разотри мне плечи.

– Ладно. Но учти, парень, я сматываюсь. И я тебя не знаю – ты меня тоже не знаешь.

– О'кей.

Хэнк растер своими корявыми мозолистыми пальцами Димины плечи и спину.

– Спасибо, друг. Ну, я пошел.

И Полуянов, схватив пакет с одеждой, долго не раздумывая, шагнул вниз, в черную воду.

* * *

Холодная вода сразу охватила журналиста – будто бы под дых ударили. Дима стал хватать ртом воздух.

Он упустил пакет. Холод пробрал его до костей. Нет, находиться в воде невозможно. Все инстинкты его мощно возопили: "Вернись!!"

Дима беспомощно оглянулся на лодку Она серела в темноте. Хэнк уже выбрал якорь и возился на корме с мотором.

– Хэнк, подожди!! – заорал Дима.

Его голос потонул в треске мотора. Он отчаянно замахал рукой. Хэнк сидел на корме спиной к нему и его призывов не видел – или притворялся, что не видит. Лодка рванула с места и пошла прочь от него.

Дима посмотрел на берег. До огней в доме, кажется, чудовищно далеко. Ледяная вода пробирала его не то что до костей – будто до самого сердца.

Рядом на воде плавал белый пузырь – пакет с одеждой. Журналист еще раз беспомощно оглянулся. Моторка Хэнка ушла уже далеко. Черный силуэт весело удалялся по серым волнам.

Диме ничего не оставалось делать – только плыть.

Плыть к берегу.

Он взял пакет в левую руку. Правой рукой попытался грести. Темная вода, охватывающая его, казалась ледяным адом. Он представил себе: каково ему будет лежать там, внизу, на дне. Содрогнулся и поплыл в сторону берега.

Старался непрерывно работать правой рукой и ногами. "Только бы не свело судорогой, – думал он. – И еще – надо все время двигаться".

Огонек на берегу, казалось, не приближался ни на дюйм. От постоянного холода сознание помрачилось.

В голове осталась лишь одна мысль, одна команда, которую он давал сам себе: "Плыть!" И еще – крик, от которого задыхался весь его организм: "Тепла!!"

…Полуянов не понимал, сколько времени он находится в ледяной воде. И – далеко ли до берега. Окно в доме погасло, и он видел перед собой лишь черную громаду берега. И сереющее над ним облачное небо.

В какой-то момент ему вдруг даже показалось, что он заблудился. Что он плывет в не правильном направлении. Что он движется к противоположному берегу бухты. Сознание его помрачилось.

Он забарахтался, в ужасе стал оглядываться. Нет, до другого берега залива – куда дальше. Слава богу. Но как же холодно!..