Полет летучей мыши - Несбё Ю

Маккормак вошел в кабинет, закрыл дверь и встал у окна. Всю ночь шел дождь – летняя погода в Сиднее, как всегда, была переменчивой. Маккормаку было за шестьдесят, он достиг того возраста, когда полицейские уходят на пенсию, и, как многие пенсионеры, когда оставался в комнате один, разговаривал сам с собой.

Обычно он бросал короткие будничные замечания о вещах, на которые другие, по его мнению, внимания не обращали.

– Сегодня ведь тоже не распогодится? Нет, конечно же нет, – говорил он, слегка покачиваясь на каблуках и поглядывая на свой город. Или:

– Сегодня пришел раньше всех. Да, да, да…

Он повесил пиджак в шкаф и вдруг обнаружил в комнате какое-то шевеление. Мужчина на диване, которого он сразу не заметил, чертыхался, пытаясь из лежачего состояния перейти в сидячее.

– Хоули? – удивился Маккормак.

– Извините, сэр. Я думал, ничего, если я тут прикорну…

– Как ты здесь оказался?

– Я так и не сдал пропуск. Меня впустили. Ваш кабинет был открыт, а раз уж я все равно хотел поговорить с вами, то и зашел.

– Ты же должен быть в Норвегии. Оттуда звонили. Выглядишь отвратно, Хоули.

– И что вы ответили, сэр?

– Что ты, наверное, решил пойти на похороны Кенсингтона. Как представитель Норвегии.

– Но как…

– Ты дал авиакомпании свой рабочий телефон, и когда за полчаса до рейса ты не появился, они нам позвонили. Все было понятно. И уж совсем все стало понятно после приватной беседы с директором отеля «Кресент». Мы пытались тебя разыскать, но безуспешно. Я знаю, каково это, Хоули. Давай не будем поднимать шум – после всего происшедшего тебя можно понять. Главное, с тобой все в порядке, и следующим рейсом ты полетишь в Норвегию.

– Благодарю, сэр.

– Не за что. Попрошу секретаря договориться с авиакомпанией.

– Но прежде, чем вы это сделаете, сэр… Сегодня ночью мы кое-что провернули, и хотя эксперты пока не дали заключения, я знаю, какими будут результаты, сэр.

Несмотря на смазку, старый вентилятор сломался, и его заменили. Новый был больше и работал почти бесшумно. Харри отметил, что в мире и без его участия все идет своим чередом.

Из присутствующих не в курсе дела были только Уодкинс и Юн, но Харри начал с самого начала:

– Когда мы обнаружили тело Эндрю, на улице было светло, и мы не заметили подвоха. И когда я узнал время смерти, то тоже сразу не сообразил. Только потом я вспомнил, что, когда мы вошли в квартиру Рехтнагеля, свет был выключен! Если все происходило так, как мы думали, получается, что Эндрю, находясь в наркотическом опьянении, пробирался от двери до табуретки через всю комнату в полной темноте – в два-то часа ночи, а потом, стоя на шатком табурете, пытался сделать себе петлю.

Повисла тишина. Харри подумал, что, как бы тихо ни работал вентилятор, звук все равно действует на нервы.

– Да, забавно получается, – сказал Уодкинс. – А может, не в полной темноте? Может, был какой-то свет с улицы?

– Мы с Лебье были там сегодня в два часа ночи. Темно, как в могиле.

– А может, свет все-таки горел, но вы этого не заметили? – спросил Юн. – Это же было днем. А выключить его мог кто-нибудь из наших и позднее.

– Чтобы снять Эндрю, мы перерезали шнур ножом, – объяснил Лебье. – Я специально проверил выключатель, чтобы нас не ударило током.

– Хорошо, – сдался Уодкинс. – Предположим, он повесился в темноте. Кенсингтон – тот еще чудак. What else is new?[86]

– Но он не вешался в темноте, – сказал Харри.

В глубине комнаты кашлянул Маккормак.

– Вот что мы нашли в квартире Рехтнагеля. – Харри достал лампочку. – Видите бурое пятно? Это след от ожога. А вот во что был одет Эндрю, когда мы его нашли. – Харри показал белую рубашку. – «Не гладить». 60 % вискозы. Вискоза оплавляется при 260 градусах по Цельсию. Поверхность лампочки нагревается до 450. Видите, такое же бурое пятно осталось на нагрудном кармане. Здесь с ним соприкасалась лампочка.

– Потрясающее знание физики, Хоули, – сказал Уодкинс. – И что, по-твоему, случилось?

– Одно из двух, – ответил Харри. – Либо кто-то приходил до нас, увидел, как Эндрю висит под потолком, и выключил свет. Проблема в том, что единственные имеющиеся ключи от квартиры были обнаружены у Отто и Эндрю.

– Но ведь в квартире защелкивающийся замок, – заметил Уодкинс. – Может, этот кто-то зашел и положил ключ в карман Эн… нет, тогда непонятно, как вошел сам Эндрю.

Уодкинс слегка покраснел.

– Но суть ясна, – продолжал Харри. – У меня такая версия. У Эндрю вообще не было ключа от квартиры, и внутрь его впустил другой человек, который либо уже там находился, либо вошел вместе с Эндрю. Вот у него ключ имелся. Этот человек был в квартире в момент смерти Эндрю. Потом он положил ключ в карман Эндрю, чтобы все выглядело так, будто он вошел сам. В пользу этого говорит и то, что ключ не висит на одной связке с остальными. Потом он выключил свет и, уходя, защелкнул замок.

Пауза.

– То есть ты считаешь, что Эндрю Кенсингтона убили? – уточнил Уодкинс. – Допустим. Как?

– Полагаю, сначала Эндрю заставили вколоть себе слишком большую дозу героина. Очевидно, под дулом пистолета.

– А почему он сам не мог этого сделать, до того как пришел? – спросил Юн.

– Не думаю, что такой осторожный и опытный наркоман, как Эндрю, мог случайно допустить передозировку. И потом, у Эндрю для этого просто не хватило бы героина.

– А зачем его вешать?

– Передозировка не дает стопроцентной гарантии. И неизвестно, как бы повел себя его организм. Может, Эндрю протянул бы достаточно, чтобы успеть все рассказать. Главное – лишить его возможности сопротивляться, чтобы без особого труда затащить на табурет и обмотать провод вокруг шеи. Кстати, о проводе. Лебье?

– Эксперты проверили провод, – начал Лебье, пожевывая зубочистку. – Провода, которые висят под потолком, обычно не моют. И мы предполагали, что там есть отпечатки пальцев. Но провод оказался чистым как… э-э…

Лебье сделал неопределенный жест рукой.

– Как что-то очень чистое? – пришел на помощь Юн.

– Именно. И кроме наших, никаких других отпечатков.

– Либо Эндрю предварительно протер провод, а потом надел петлю на шею, не касаясь ее руками, – думал вслух Уодкинс, – либо кто-то сделал это за него. Вы это хотите сказать?

– Так говорят улики, шеф.

– Но если этот парень такой умник, каким вы его изобразили, зачем он выключил свет, когда уходил? – Уодкинс обвел стол взглядом.

– Он сделал это автоматически, – ответил Харри. – Не думая. Так люди делают, когда выходят из собственной квартиры. Или из квартиры, от которой у них есть ключ и куда они могут приходить как к себе домой.

Харри откинулся на спинку кресла. Он весь взмок, как мышь, и ему страшно хотелось выпить.

– Думаю, надо искать тайного любовника Отто Рехтнагеля.

В лифт Лебье и Харри зашли вместе.

– Идешь обедать?

– Да вот думаю, – ответил Харри.

– Не против, если я присоединюсь?

– С удовольствием.

Разговаривать особо не хотелось. А с Лебье легко было молчать.

Они нашли столик в кафе «Саудерн» на Маркет-стрит. Харри заказал «Джим-Бим». Лебье оторвался от меню:

– Два салата из баррамунди, два черных кофе и хорошего свежего хлеба.

Харри удивленно посмотрел на Лебье.

– Спасибо, но думаю, я воздержусь, – сказал он официанту.

– Выполняйте заказ, – улыбнулся Лебье. – Мой товарищ так говорит, потому что никогда не пробовал баррамунди.

Официант удалился. Харри посмотрел на Лебье. Тот сидел, положив обе руки на стол ладонями вниз, и поочередно смотрел на них, будто пытаясь найти отличия.

– В молодости я как-то добирался до Кернза автостопом вдоль Большого Барьерного рифа, – сказал он, обращаясь к своим холеным рукам. – И в гостинице для туристов встретил молодых немок, которые совершали кругосветное путешествие. Они взяли напрокат автомобиль и ехали от самого Сиднея. Они подробно рассказали мне, где побывали, как долго и почему и как планируют свое дальнейшее путешествие. Наверное, это у немцев врожденное. Когда я спросил, видели ли они кенгуру, они со снисходительной усмешкой сказали, что, естественно, видели. И наверняка поставили галочку в своем списке напротив пункта «Посмотреть кенгуру». «Вы их покормили?» – спросил я. Они удивленно переглянулись, а потом ответили: «Конэчно нэтт». – «Почему? Они такие милые». – «Но вэтть они были мертвые».

Этот рассказ так поразил Харри, что он забыл посмеяться. Оказывается, кенгуру часто выпрыгивают на проезжую часть, и те, кто выезжает за город, нередко видят их трупы на обочине дороги.

Официант принес Харри виски. Лебье продолжал, глядя теперь на стакан:

– Позавчера я видел девушку, такую милую, что мне захотелось погладить ее по щеке и сказать что-нибудь приятное. Ей было чуть больше двадцати. Синее платье, босые ножки. Но она была мертвая. Как ты уже понял, блондинка, со следами изнасилования и удушения. И ночью мне снилось, что трупы таких милых, беспечных и беззаботных девушек лежат на обочинах по всей Австралии: от Сиднея до Кернза, от Аделаиды до Перта, от Дарвина до Мельбурна. И всё по одной-единственной причине. Потому что мы не справились с расследованием и предпочли закрыть глаза. Потому что сделали недостаточно. Потому что мы позволили себе обычные человеческие слабости.