Отвергнутый дар - Володарская Ольга

– Вы не поверите! Я психиатр! – и он рассмеялся раскатисто.

Смех был абсолютно нормальный. То есть не сумасшедший и даже не нервный. Повеселившись, Верещагин вернулся к прерванному занятию – стал чертить символы на полу.

– Что вы делаете? – спросила Нина.

– Черчу пентаграмму. Буду проводить ритуал.

– Какой?

– Жертвоприношения.

Это слово прозвучало так обыденно, как будто Нина спросила: «Какой сегодня день недели?», а ей ответили: «Четверг».

– Вы что, сатанист? Или черный колдун? Зачем вам это?

– Ни то, ни другое. Я, Ниночка, смертельно больной человек, хватающийся за соломинку.

– Вы умираете?

– Увы. У меня рак в последней стадии. Я так много работал, что мне некогда было заняться своим здоровьем. Да и не беспокоило меня ничего. Поэтому о своей болезни я узнал, когда ничего уже нельзя было поделать. Только смириться со скорым уходом я не мог! Я и сейчас не готов к этому. Умирать страшно не хочется. Я пытался уговорить себя. Внушить мысль о том, что прожил хорошую, а главное, полезную жизнь. – Он говорил страстно, горячо. Но ни на миг не прерывал своего занятия – чертил пентаграмму. И глаз на Нину не поднимал. – Вроде считается, что, когда не испытываешь мучительной боли за бесцельно прожитые годы, умирать не так обидно. Какая глупость! Я страшно, невероятно сильно хотел и хочу жить!

Нине хотелось крикнуть: «Я тоже хочу! Так почему ты собираешься принести меня в жертву?», но она решила не нервировать Бориса. Пусть говорит. А она пока попытается высвободить руки.

– Я с детства мечтал попасть в Индию, – продолжал Верещагин. – Но все откладывал поездку. А потом решился и полетел туда. И не просто посмотреть страну, а чтобы совершить омовение в священной реке Ганг. Мне вдруг втемяшилось в голову, что это меня излечит. Но зря я тешил себя надеждами. Болезнь не отступила. А я продолжал верить в исцеление. Когда Энгельс Славин рассказал мне о колдуне Василии, я подумал – вот оно! Я нашел! Этот человек спасет меня… – Он тяжело вздохнул. – Но тот сказал, что бессилен.

– Вы были у него на приме?

– Приехал к нему домой. Узнал у Энгельса адрес. Когда набрал на домофоне номер его квартиры, Василий спросил: «Кто там? Энгельс Славин?» Я ответил утвердительно, побоявшись, что незваного гостя он домой не пустит. Василий встретил меня на пороге. Оказывается, он не знал, как выглядит Энгельс. И решил, что я это он. Я не стал его разубеждать. Зачем? Просто попросил посмотреть меня. Сказал, что чувствую себя плохо. Василий сразу увидел опухоль. И почувствовал, что я о ней знаю. Пожурил меня, сказал, что ничем не может мне помочь. А затем добавил: «А вот вы сами можете! Способности человека безграничны. Поверьте в то, что в силах излечиться. При помощи спорта, моржевания, голодания, чего угодно. И тогда, надеюсь, болезнь отступит!» И так он был убедителен, что я… Я, честное слово, окончательно уверился в возможности исцеления. Ведь есть же примеры. Единичные, понятно, но все же. Я знал мужчину, который исцелился от того же рака, построив пирамиду в своем огороде. Год он ее сооружал, еще столько же в ней жил. И все. Выздоровел! Вот только я в пирамиды не верю, как и в моржевание. А голодание я пробовал, не помогло. Как и омовение в Ганге. И тут я вспомнил об обрядах, о которых слышал в Индии. Когда я ездил на экскурсию в какой-то храм, гид рассказывал, что в нем проводились ритуальные жертвоприношения. Богатые, но хворые люди умертвляли специальным оружием бедных и здоровых, чтобы выздороветь, впитав во время церемонии живительную энергию жертв. Один раз сам махараджа исцелился там. Но он был так стар и болен, что ему в жертву пришлось принести не обычного простолюдина, а посвященного. То есть человека, обладающего силой и знанием. Можно назвать его колдуном.

– И вы решили убить Василия?

– Меня посетила эта мысль. И только. Но тут колдун вдруг пустился в откровения. Рассказал мне о своем сыне. Нож показал, который тот ему подарил. Сказал, сам сделал. А еще сообщил, что он очень ему в обрядах помогает. Да вот только беда, сын обижен на него за то, что отец не хочет делать его своим преемником. И про дар упомянул, который Радик мечтает унаследовать. А потом попрощался со мной. Сказал, хочет побыть один. И я ушел, но не с пустыми руками. Я прихватил тот самый нож. Потому как знал: Василий скоро выйдет на улицу – я видел у двери мусорный пакет, и знал, слышал через стенку возмущенный возглас кого-то из жильцов о том, что мусоропровод в подъезде засорился. Я до конца был не уверен, что убью его. Ведь это очень трудно – решиться на такое. Но все так удачно складывалось! Во дворе никого. Пурга. А рукоятка ножа как будто под мою ладонь сделана…

– И вы все-таки решились!

– Да. Получилось как-то само собой. Но я чуть не попался. Только пальцы разжал, как паренек какой-то обнаружился. Идет, качается. Я думал, он пьяный, спрятался за баком. А это сын Василия оказался. Почувствовал, что ли, недоброе? Подошел к отцу, на колени упал и давай плакать. А ворон Василия все кружил над ними, иногда спускаясь ниже. Как будто отгонял сына. Но парень нож из раны все равно вытащил. Думал, наверно, поможет это. Василий не шелохнулся. Радик решил, что тот мертв, и как сомнамбула поплелся куда-то. Причем с ножом. Потом, как я понимаю, он опомнился и выкинул его, предварительно протерев. Я тоже ретировался, не сомневаясь, что Василий мертв.

– И вам стало лучше после этого?

– Вы знаете, да. Такой невероятный прилив сил. Мне казалось, что я могу объять необъятное!

– И вы решили не останавливаться?

– Я не собирался убивать Авербуха. Кто он такой? Обычный торгаш. Только торгует чужими способностями. А мне нужен был посвященный. Поэтому я хотел убить сына Василия. Я искренне думал, что отец передал ему свой дар. Но потом я прочитал об Авербухе. Оказалось, он тоже имеет способности. И начинал как экстрасенс, просто жадность в нем оказалась сильнее желания помогать людям. Тогда я решил убить его. И это решение мне далось гораздо легче. Я не то чтобы вошел во вкус, я просто стал обыденнее относиться к чужой смерти.

– Но не к своей?

– Нет. Ее как раз надеюсь отсрочить. Потому как теперь верю, что в момент смерти происходит высвобождение какой-то скрытой энергии. Я чувствовал это. Я вбирал ее в себя. И тело мое наполнялось силой.

– Но зачем вы подставили Энгельса?

– Надо было кого-то подставить. Его легче всего. После того, как я похудел и постригся, мы стали похожи. И голоса у нас одного тембра. Я уже представлялся Славиным. А еще у меня был именной нож. На нем надпись на тибетском. Я заказал его в Индии, там тоже говорят и пишут на этом языке. Хотел Энгельсу на день рождения подарить.

– И не стыдно вам? Так обойтись с другом?

– С приятелем, – поправил ее Верещагин. – Но вы за него не волнуйтесь. После того, как найдут ваш труп, подозрения с него будут сняты. Они падут на Карского.

– Но почему я? – воскликнула Нина. – Что заставило вас выбрать меня в качестве жертвы? Я далека от мира экстрасенсов!

– Не обманывайте меня, Ниночка. Я все знаю. Вы дочь Василия.

– Откуда?

– От него самого. Когда он откровенничал со мной (как будто знал, что скоро умрет, и исповедовался), сказал, что у него есть дочка. И живет она неподалеку. А еще заметил, что она унаследовала его силу и… – Он указал на щеку Нины. – И родинку! Когда я явился на похороны Василия, то сразу понял, о ком он говорил.

– Вы были на похоронах?

– Да, наблюдал издали. Тогда-то я и понял, кто станет моей следующей жертвой. А еще я подумал, что пора проделать все по правилам. То есть не просто убить, а провести ритуал. – Он воткнул нож в пол. – Все, я закончил с пентаграммой и символами. Сейчас принесу чашу для крови, и будем приступать.

– Пожалуйста, не надо, – взмолилась Нина.

– Да вы не волнуйтесь, больно не будет. Я же не садист. Дам вам кое-что выпить, и вы впадете в забытье. В Индии, кстати, жертв тоже опаивали. Помните, как в кино про Индиану Джонса?

Он направился к своим сумкам и стал рыться в них.

Нина продолжала дергать руками, пытаясь освободиться. Но все было напрасно.

Путы держали крепко!

Однако вдруг… Ну просто ни с того ни с сего Нина почувствовала успокоение. Как будто кто-то незримый обнял ее, прижал к себе и прошептал: «Все будет хорошо, не бойся!» Нина сомкнула веки, чтобы ничего не видеть, только проникаться этим ощущением, но тут раздался шум.

Нина открыла глаза.

Что там такое? Неужели спасение?

И это действительно было оно. В лице Акимина! Он ворвался в помещение, держа перед собой доску, вырванную, по всей видимости, из забора, и занес ее над Верещагиным, чтобы ударить. Но тот успел отпрянуть. Роман снова бросился в атаку. Он видел беспомощную Нину и потерял самоконтроль. Его движения были беспорядочными, суетливыми. Зато Верещагин сохранял спокойствие и действовал выверенно, четко.

Дважды он ушел от ударов, один раз сделал точный выпад и ранил Романа в правую руку. Но тот перекинул доску в левую. И снова пошел в атаку.