Голос скрипки - Камиллери Андреа

- Объясни-ка мне, почему же это «всем было ясно»?

- Потому что, когда он сказал «на свалку», то пристально посмотрел сначала на Турри, а потом на меня.

- А может быть, он намекал именно на тебя?

- Брось, Сальво! Все знают, что он тебя недолюбливает.

- Ну и чего же желали синьор принц?

- Объявил, что через несколько дней прибудут новейшие компьютеры, всем комиссариатам будет выделено по одному. Каждому из присутствующих пришлось назвать сотрудника своего комиссариата, способного к информатике. Я и назвал.

- Ты что, псих?! У нас тут никто ни хрена не смыслит в этих делах. Кого назвал-то?

- Катареллу, - серьезно и безмятежно заявил Мими Ауджелло.

Вот что значит прирожденный саботажник! Монтальбано вдруг вскочил и бросился обнимать своего заместителя.

- Разузнал все о доме, который вас интересует, - сказал Фацио, усаживаясь перед комиссаром. - Я разговаривал с секретарем мэрии. Ему известна вся подноготная каждого жителя Вигаты.

- Ну и что ты узнал?

- Значит, так. Земельный участок, на котором стоит дом, принадлежал доктору Розарио Ликальци.

- А он доктор чего?

- Настоящий доктор, врач. Умер лет пятнадцать назад, оставил дом своему старшему сыну Эмануэле. Он тоже медик.

- Живет в Вигате?

- Никак нет. Живет и работает в Болонье. Два года назад этот самый Эмануэле Ликальци женился на одной тамошней девице. Они провели на Сицилии медовый месяц. Девица увидела участок и вбила себе в голову построить там особнячок. Это все.

- Не знаешь, где сейчас семья Ликальци?

- Муж в Болонье, а ее три дня назад видели в городе - колесила в поисках мебели. У нее темно-зеленый «твинго».

- Как раз тот, в который врезался Галло!

- Ну да. Секретарь сказал, что эту мадам трудно не заметить. В том смысле, что очень красивая.

- Не понимаю, почему синьора до сих пор не позвонила, - задумчиво произнес Монтальбано.

При желании он мог быть потрясающим актером.

- Тут у меня есть свое мнение. Секретарь сказал, что синьора очень, так сказать, общительная, друзей у нее много

- Подруг?

- И друзей, - многозначительно подчеркнул Фацио. - Вполне возможно, что синьора у кого-нибудь гостит. Может, они сами приезжали за ней на своей машине. Вот вернется и увидит, что произошло.

- Ну что ж, звучит вполне правдоподобно, - заключил Монтальбано, продолжая разыгрывать свой спектакль.

Как только Фацио вышел, комиссар позвонил синьоре Клементине Вазиле Коццо.

- Дорогая синьора, как поживаете?

- Комиссар! Вот так сюрприз! Живу, с божьей помощью.

- Можно зайти к вам на минутку?

- Вам я всегда рада.

Синьора Клементина Вазиле Коццо, бывшая учительница начальной школы, была женщиной преклонных лет, частично парализованной, одаренной умом и врожденным спокойным чувством собственного достоинства. Комиссар имел честь познакомиться с ней три месяца назад в ходе одного сложного расследования и сохранил к ней самые теплые чувства.

Он не признался бы даже самому себе, но именно эту женщину он выбрал бы в качестве матери. Свою он потерял в раннем детстве, и в памяти от нее осталось только какое-то золотое сияние.

- Мама была светлая? - спросил он однажды у отца, пытаясь как-то объяснить себе это видение.

- Как пшеница, и снизу и сверху, - коротко ответил тот.

Монтальбано начал навещать синьору Клементину по крайней мере раз в неделю. Рассказывал ей о своем очередном расследовании. Синьора Клементина в благодарность за разнообразие, которое он вносил в ее жизнь, угощала его обедом. Пина, ее горничная, очень нелюбезная особа, едва терпевшая Монтальбано, умела, однако, замечательно готовить обезоруживающе простые блюда.

Элегантно одетая, в шелковой индийской шали на плечах, синьора Клементина приняла его в маленькой гостиной.

- Сегодня концерт, - прошептала она, - уже заканчивается.

Четыре года назад синьора Клементина узнала от горничной, которой, в свою очередь, сообщила об этом Иоланда, экономка маэстро Катальдо Барберы, проживающего этажом выше, что у знаменитого скрипача возникли серьезные проблемы с налогами. Тогда она поговорила со своим сыном, служащим налоговой полиции Монтелузы, и проблема, оказавшаяся простым недоразумением, была разрешена. Через десять дней экономка Иоланда принесла ей записку следующего содержания: «Уважаемая синьора! Чтобы хоть отчасти отблагодарить Вас за Вашу любезность, каждую пятницу с девяти тридцати до десяти тридцати я буду играть для Вас. Глубоко Вам преданный Катальдо Барбера».