Любит музыку, любит танцевать - Кларк Мэри Хиггинс

Затем следовали завершающие кадры. Дом и участок в разных ракурсах. Телефон, по которому можно позвонить, «если вы обладаете какой-то информацией». В конце крупным планом показали фотографию тела Нэн, сделанную на месте убийства. Нэн лежала на земле, руки сложены на животе, на левой ноге кроссовка, а на правой — туфелька с блестками.

И заключительная фраза: «Где же вторая кроссовка? Где же вторая изящная вечерняя туфелька? Хранит ли их еще убийца?»

Грета Шеридан смотрела передачу с сухими глазами. Когда она закончилась, Грета сказала: "Крис, я столько раз прокручивала все это у себя в голове. Вот почему я хотела посмотреть этот фильм. Я перестала нормально соображать после смерти Нэн, разучилась думать. А ведь Нэн так часто рассказывала мне о школе. Я...

Я вот что подумала: если я посмотрю эту передачу, может быть, я смогу вспомнить что-нибудь важное. Помнишь день похорон? Огромная толпа. Вся эта молодежь из колледжа. Помнишь, шеф Хэриман сказал, что он убежден — ее убийца находится здесь, среди тех, кто пришел на похороны. Помнишь, как они установили камеры, чтобы заснять всех, кто пришел на прощание и в церковь?" И вдруг, как будто ее наотмашь ударили по лицу, Грета Шеридан разразилась душераздирающими рыданиями. «Та девочка так похожа на Нэн, правда? Ах, Крис, мне так не хватало ее все эти годы. Отец был бы еще жив, если бы она была с нами. Его сердце в конце концов не выдержало горя».

«Лучше бы я изрубил топором все телевизоры в доме, чем дал матери посмотреть эту проклятую передачу», — думал Крис, стремительно шагая по коридору к своему кабинету. Он схватил трубку и нервно забарабанил по столу пальцами левой руки.

— Что случилось, мама?

В голосе Греты Шеридан слышалась растерянность и испуг.

— Крис, извини, что беспокою тебя во время аукциона, но только что принесли очень странное письмо.

Еще одно последствие этой гнусной передачи, взорвался Крис. Эти дурацкие письма. Кто только их ни писал — начиная психами, предлагающими провести спиритические сеансы, и кончая людьми, выпрашивающими деньги за обещание молиться.

— Ну зачем ты читаешь всю эту чушь? — говорил он. — Ты же мучаешь себя.

— Крис, это письмо не такое. Тут написано, что в память о Нэн вечером 19 февраля умрет еще одна девушка, танцовщица из Манхэттена. И точно так же, как умерла Нэн. — Грета Шеридан заговорила громче: — Крис, а что, если это серьезно? Мы можем что-нибудь сделать? Мы можем кого-нибудь предупредить?

Дуг Фокс надел галстук, тщательно завязал узел и стал внимательно рассматривать себя в зеркале. Вчера он ходил на массаж лица, и кожа его заметно посвежела. Благодаря укладке его редеющие волосы казались густыми, а оттеночный шампунь совершенно скрывал легкую седину, пробивающуюся на висках.

«Симпатичный парень», — убедился он, с удовлетворением отметив, как накрахмаленная белая сорочка облегает его мускулистый торс и стройную талию. Он потянулся за пиджаком, тонкая шотландская шерсть была приятна на ощупь. Темно-синяя ткань в узкую полоску отлично сочеталась с мелким красным рисунком на французском галстуке. С ног до головы он выглядел именно так, как и должен выглядеть преуспевающий банкир, уважаемый гражданин Скарсдейла, верный супруг Сьюзан Фроли Фокс, отец четырех очаровательных отпрысков.

Никому бы и в голову не пришло заподозрить, подумал Дуг с удовлетворением, что он ведет и другую жизнь, жизнь холостого свободного художника с квартирой в Лондон Террас на Двадцать третьей улице в западной части города, где, слава Богу, никто никого не знает, да уголком в Полинге, да новым комби «вольво».

Дуг последний раз взглянул на себя в большое зеркало, поправил уголок платка, выглядывающего из кармана. Осмотревшись вокруг и убедившись, что ничего не забыл, он направился к двери. Спальня его всегда раздражала. Черт знает что, эту комнату оформлял один из лучших дизайнеров, тут стоит старинная французская мебель, а Сьюзан каким-то образом умудряется превращать ее в некое подобие чулана. На пуфике грудой навалена одежда, серебряные безделушки в беспорядке раскиданы по всему туалетному столику, к стене прикреплены детские рисунки. «Скорее бы выбраться отсюда», — подумал Дуг.

На кухне царил обычный бедлам. Тринадцатилетний Донни и двенадцатилетняя Бет запихивали в рот еду. Сьюзан подгоняла их на автобус. Малыш в мокрых штанишках ковылял по кухне, хватаясь за все липкими ручонками. Триш ныла: она не хочет сегодня идти в детский сад, а хочет остаться дома и смотреть с мамой передачу «Все мои дети».