Зеркало Лукреции Борджиа - Александрова Наталья

– Дура! – сказал он и посмотрел жалостливо и брезгливо, как на умалишенную.

Больше они не встречались.

– Что притихла, о чем задумалась? – окликнула ее Аглая Васильевна.

– О счастье, – честно ответила Людмила.

– Ты замужем? Кольца на руке нету… – Аглая взяла ее руку.

Колец не было никаких – ни обручального, ни с камнем. Отец убедил ее, что на курорте она будет глупо выглядеть в трауре. И тогда Людмила решила хотя бы не надевать никаких украшений.

– Уже нет… – Людмила наклонила голову, чтобы скрыть набежавшие слезы, потом уткнулась лицом в худое, но такое родное плечо тети Аглаи и рассказала ей все про смерть Антона и про то, что отец и брат буквально выпихнули ее в этот дурацкий Сиам, хотя ей совершенно не хотелось никуда лететь.

– Ничего. – Аглая Васильевна гладила ее по спине. – Все пройдет, все забудется… Ты молодая, еще найдешь свое счастье. Это судьба, что мы встретились, я уж и не надеялась… Послушай теперь меня, это очень важно. Мне нужно отдать тебе одну вещь…

Аглая Васильевна легко нагнулась и достала из-под кровати деревянный сундучок. Подняла крышку, и на Людмилу пахнуло смесью запахов – пряностей, ароматической соли, сухих цветочных лепестков. Даже голова немного закружилась. Аглая между тем достала небольшой холстинный сверток, осторожно развернула старую ткань и протянула Людмиле зеркало.

Небольшое, овальной формы ручное зеркало в серебряной оправе. Рама была резная, красивая, вились вокруг самого зеркала диковинные растения, фигурные виноградные листья и цветы. Ручка – витая, очень удобная.

– Что это? – Людмила машинально взяла зеркало в руку, ей показалось, что ручка теплая.

В зеркале отражалось такое знакомое, ее собственное лицо. Ее ли? Кто эта красивая женщина?

Ей ли не знать свое лицо? Большие зеленые глаза, прямой нос, гладкая матовая кожа оттенка слоновой кости. Все это было в наличии. Так в чем же разница? Скулы чуть обтянулись, глаза блестят утомленно… да нет, все дело во взгляде. Сколько себя помнит, взгляд у Людмилы был рассеянный, почти сонный. В общем, ничего не выражающий взгляд. А тут…

– Красивая вещь… – Она повертела зеркало в руках и бережно протянула Аглае.

– Бери, это тебе, – сказала та.

– Что вы… – Людмила замахала руками. – Я не могу взять такой дорогой подарок…

– Бери, – твердо повторила тетка, – это не подарок, это твое. Фамильная вещь, так уж повелось, что передается из поколения в поколение по женской линии. Передашь потом своей дочери. Ты пойми! – заговорила она громче. – Мне некому его отдать! Это просто чудо, что мы встретились! Хотя… судьба есть судьба. Все предопределено. Я старше твоей матери на двенадцать лет.

Людмила прикинула: мама родила ее в двадцать, ей было бы сейчас сорок шесть, плюс двенадцать… странно, по виду Аглая Васильевна кажется гораздо старше…

– Вот видишь, – горько улыбнулась тетка, – я все про свою болезнь знаю, мне уж недолго осталось… Теперь вот умру спокойно.

Людмила снова смотрела в зеркало. Показалось ей или нет, но лицо в зеркале вдруг приветливо кивнуло ей и проговорило, едва шевеля губами: «Бери!»

– Ой! – Она уронила зеркало на диван.

– Это очень старое зеркало, работа венецианского мастера. По семейной легенде, оно принадлежало Лукреции Борджиа…

«Опять сказки», – подумала Людмила.

Пастушок Джаннино проснулся от непривычного, незнакомого шума, который доносился из долины.

Джаннино пас овец на горном склоне, откуда открывался вид на море, прибрежные острова и маленький городок Синигалья. С другой стороны над пастбищем нависали мрачные скалы, высоко наверху горы были покрыты снегом.

Пастушок потянулся, оглядел свое маленькое стадо. Овцы тоже забеспокоились от незнакомых звуков, сбились теснее и испуганно заблеяли. Джаннино подбежал к краю поляны и заглянул в раскинувшуюся внизу долину.

Перед ним открылось удивительное зрелище.

Над морем поднималось солнце. Его ослепительный диск уже всплыл из воды, покрыв темно-зеленую морскую гладь золотыми и пурпурными переливами. У самого берега белели пенные буруны прибоя, набегая на каменистый пляж.

По узкой долине, пролегающей между морем и горами, медленно двигалось войско. Впереди шагом ехал многочисленный конный отряд, в лучах восходящего солнца ослепительно сверкали доспехи всадников, наконечники копий, развевались на ветру красные плюмажи. За этим отрядом шло множество пехотинцев в зеленых и коричневых камзолах, позади них – снова небольшая группа нарядно одетых всадников, среди которых выделялся один, на белом коне, в белом плаще и позолоченном шлеме с трехцветным плюмажем. Хотя расстояние не позволяло как следует разглядеть его, этот всадник показался пастушку величественным и прекрасным, как архангел Михаил на картине, которую Джаннино видел в приходской церкви.

Следом за этими всадниками ровным, величественным строем двигался еще один, огромный отряд кавалеристов. Воины шли и шли по долине, и казалось, им не будет конца.

Джаннино подпрыгнул и закричал от переполнившего его душу восторга. Он никогда в жизни не видел ничего прекраснее, чем это войско, железной змеей ползущее между рассветным морем и горами в тяжелых снежных шапках.

В двух милях от Синигальи приближающееся войско встречали несколько всадников.

Впереди остальных находился мужчина средних лет с изможденным желтым лицом, в простой черной одежде и в черном плаще с зеленой подкладкой. Это был кондотьер Вителлоццо Вителли, некогда грозный военачальник, отряды которого наводили ужас на половину Италии. Когда-то давно он был мощным человеком, плотным и внушительным. Но потом Вителлоццо подхватил новомодную французскую болезнь, и эта болезнь, а еще больше – ломбардские лекари, которые лечили его ртутными пилюлями, сделали его тощим и слабосильным, как ходячий скелет. Однако в этом тощем теле еще сохранилась прежняя неукротимая энергия и воля, а лицо с крючковатым носом и тяжелыми веками выражало ум, хитрость и упорство.

Когда передовой отряд конницы выехал на поле, лицо Вителлоццо омрачилось, как будто на него набежало облако. Однако он не привык менять свои планы. Вителлоццо тронул поводья коня и медленно двинулся навстречу, как только заметил среди рядов кавалерии всадника в белом плаще.

Этот высокий мужчина с густыми рыжеватыми волосами и коротко подстриженной бородкой был одним из самых сильных и влиятельных людей в Италии – герцог Валентино, незаконный сын папы Александра VI Цезарь Борджиа. Вся его фигура, весь его облик дышали царственным величием, как будто он был прирожденным государем, а не незаконным сыном развратного священника.

Несколько лет назад Вителлоццо Вителли со своим отрядом состоял на службе у герцога Валентино. Но после нескольких вероломных поступков герцога Вителли и другие военачальники Цезаря Борджиа взбунтовались против него, увели свои отряды и последние годы наносили чувствительные удары своему бывшему повелителю. Герцог Валентино преследовал изменников по всей северной Италии, но их бесстрашие и ловкость, а особенно – звериное чутье Вителли помогали кондотьерам сохранять жизнь и владения.

Наконец около месяца назад они послали одного из своих предводителей, Паголо Орсини, на переговоры с Цезарем и подписали договор, по которому все прежние разногласия считались забытыми, военачальники возвращались под знамена герцога, а он обещал им полное прощение и выгодные условия службы.

И вот теперь кондотьеры обложили своими войсками город Синигалью. Город этот был небольшой, но богатый и очень удачно расположенный между морем и горной грядой. Городом правила вдовствующая сестра покойного герцога Урбино, но с приближением противника она с малолетним сыном покинула город и попросила убежища в Венеции. Сам город кондотьеры заняли без боя, но крепость, которую оборонял опытный генуэзский военачальник Андреа Дориа, не сдавалась. Генуэзец заявил осаждавшим, что отдаст ключи от крепости только самому герцогу Валентино.

Крепость была очень надежно защищена, ее оборонял сильный отряд швейцарских наемников, и ее захват стоил бы нападающим много времени и людей.

Тогда кондотьеры послали гонца к герцогу Валентино, прося его лично прибыть к стенам Синигальи.

И вот герцог с большим отрядом конницы и пехоты прибыл к осажденной крепости.

Вителлоццо Вителли медленно ехал навстречу герцогу, взглядом опытного военачальника окидывая его войско. Он прикинул, что в передовом отряде конницы, которым командовал Лодовико делла Мирандола, было примерно полторы тысячи человек, поделенных на сотни. Следом за ними шли не меньше тысячи гасконских и швейцарских наемников, и снова большой отряд кавалерии…