Асти Спуманте. Первое дело графини Апраксиной - Вознесенская Юлия Николаевна

Пройдя вперед, она увидела следующую витрину — это был художественный магазин-галерея. За стеклом на мольбертах были расставлены вполне традиционные баварские ландшафтики и работы в стиле баварского примитивизма: толстенькие горожане в шляпочках с фазаньими перьями и кабаньими кисточками, упитанные горожанки в кружевах и передничках, округлые деревца, срисованные не с живых, а с картонных деревьев. Графиня моментально сообразила, что к Юриковой этот магазинчик отношения не имеет. И все же она почти не удивилась, увидев между двумя магазинами подъезд с табличкой, на которой были изображены две тройки. На щитке со звонками она нашла фамилию Юриковой и позвонила. «Кто там?» — спросил по-русски искаженный домофоном голос. Апраксина назвалась. «Входите и поднимайтесь на пятый этаж!»

Лифта в доме не было, и графине пришлось подниматься на шестой этаж (по-немецки на пятый) по ностальгически поскрипывающим деревянным ступенькам. Анна Юрикова поджидала Апраксину на верхней площадке возле отворенной двери квартиры. На ней было зеленое платье-балахон до пят, очень шедшее к ее бронзово-рыжим кудрявым волосам.

— Прошу вас, проходите! — сказала она, посторонившись и пропуская Апраксину в квартиру.

Квартира-мансарда была залита светом и загромождена картинами: они висели в прихожей, сплошным лоскутным ковром покрывали стены и простенки между окнами в большой комнате, передняя стена которой круто изгибалась незамкнутым кругом: это и была одна из тех двух башенок, которыми Апраксина любовалась с улицы. Кроме тахты, двух кресел и низкого столика между ними, да еще мольберта возле трех высоких окон башенки, в комнате никакой другой мебели не было, но графиня заметила справа, за портьерами, еще одну дверь, ведущую, видимо, в спальню.

— Я поставлю чай, а вы можете пока посмотреть картины: это все работы русских художников.

Хозяйка вышла, а графиня стала рассматривать картины. Апраксина имела некоторое представление о так называемых художниках-нонконформистах, бывала на их выставках в Париже и в Мюнхене, а потому сразу определила, что коллекция Анны Юриковой была действительно хороша и богата. Юрий Жарких, Оскар Рабин, Александр Исачев, Галецкий, Крапивницкая, Виньковецкий… «А где же здесь Константин Каменев?» — подумала она, обшаривая глазами стены. Но его имени она не обнаружила. Решившись, она подошла к мольберту, повернутому к окну, зашла за него и взглянула на холст. Это был почти законченный портрет хозяйки дома: она была изображена в открытом белом платье с охапкой цветов и трав, а в рыжие кудри были вплетены какие-то колокольчатые пурпурные цветы. Кажется, наперстянка. Рыжая ведьма с ядовитыми цветами в волосах… Однако романтично!

Апраксина в задумчивости стояла перед мольбертом, когда позади послышался голос вернувшейся в комнату Юриковой:

— Чай готов — прошу к столу! — Она внесла на блестящем мельхиоровом подносе синий в золотую сеточку ломоносовский чайный сервиз. — Поправились вам картины?

— Да, очень, — сказала Апраксина, усаживаясь в одно из кресел. — И ваш портрет на мольберте тоже.

— Он, к сожалению, не закончен и вряд ли будет закончен.

— Что-нибудь случилось с художником? — участливо спросила Апраксина.

— Нет. Просто обстоятельства сложились таким образом, что закончить эту работу он, скорее всего, не сможет.

— Как жаль: такая интересная работа!

— Работа так себе. У него есть и более талантливые вещи. Это, кстати, и есть тот самый художник, о котором я вам говорила по телефону — Константин Каменев.

— У вас есть и другие его работы?

— Давайте пить чай, а потом я вам их покажу.

— Чай — это прекрасно! Я шла через кладбище под дождем, промокла и продрогла.

— Напрасно! От метро есть более короткий путь прямо на Капуцинерштрассе.

— Мне захотелось прогуляться, я давно не была на Старом Южном кладбище, и дождь застал меня врасплох.

За чаем Апраксина поделилась с Анной Юриковой своими мыслями, пришедшими ей в голову по пути через кладбище.

— Время рисует истинное лицо умерших на их надгробьях? Интересно… Я тоже часто хожу через кладбище, когда езжу на метро, но не в дождь, конечно. Надо будет попытаться взглянуть на эти надгробья вашими глазами. Но, знаете, после Петербурга Мюнхен не очень впечатляет, хотя это, несомненно, самый красивый город Германии.

— Петербурга — сказали вы?