Голос скрипки - Камиллери Андреа

- Думаю, нам не стоит объясняться из-за Франсуа, - сказал Монтальбано.

Объясняться бы стоило, если бы Ливия признала свою ошибку и нашла слова, доказывающие, что она понимает его чувства. Неужели она думает, что он, Сальво, ничего не почувствовал, когда осознал, что Франсуа потерян для них навсегда? Ливия не подпускала его к себе, замкнулась в своей боли, не видела ничего, кроме собственного отчаяния. А он? Разве они не были всегда парой, чьи отношения основаны на любви, конечно и на сексе тоже, но прежде всего на взаимопонимании, которое иногда переходило в полное согласие, почти сообщничество? Но лишнее слово сейчас могло привести к полному разрыву. И Монтальбано проглотил обиду.

- Что теперь? - спросил он.

- Ты говоришь про… мальчика?

Она не решалась произнести имя Франсуа.

- Да.

- Я не стану возражать.

Вскочила, побежала к морю, тихо постанывая, как смертельно раненное животное. Потом не выдержала, бросилась лицом в песок. Монтальбано поднял ее на руки, отнес в дом, положил на кровать. Мокрым полотенцем осторожно стер песок с лица.

Когда услышал сигнал машины Мими Ауджелло, помог Ливии подняться, оправил платье. Она не сопротивлялась, оставалась абсолютно безучастной. Он обнял ее за талию, вывел из дома. Мими не вышел из машины. Знал, что сейчас опасно приближаться к начальнику: может что-нибудь откусить. Смотрел прямо перед собой, чтобы не встречаться с комиссаром взглядом. Прежде чем сесть в машину, Ливия слегка повернула голову и поцеловала Монтальбано в щеку. Комиссар вернулся в дом, пошел в ванную и прямо в одежде залез под душ, открыв воду на полную мощность. Проглотил две таблетки снотворного, которое никогда не принимал, запил стаканом виски и бросился на постель в ожидании неизбежного нокаута, который надолго отключил бы его от реальности.

Проснулся только в пять вечера, немного болела голова и подташнивало.

- Ауджелло у себя? - спросил он, входя в комиссариат.

Мими вошел в кабинет Монтальбано и предусмотрительно закрыл за собой дверь. Он выглядел тихим и покорным.

- Если собираешься орать по своему обыкновению, - сказал он, - давай лучше выйдем отсюда.

Комиссар поднялся с кресла, подошел вплотную, обхватил его сзади за шею.

- Мими, ты настоящий друг. Но я советую тебе убираться из этой комнаты сию же секунду. А то еще передумаю и, пожалуй, морду могу тебе набить.

- Доктор? Вас спрашивает синьора Клементина Вазиле Коццо. Соединить?

- А ты кто?

Невозможно, чтоб это был Катарелла.

- Как - кто? Я.

- Как тебя зовут, черт побери?

- Катарелла, синьор дохтур! Пирсонально собственной пирсоной!

Слава Богу! Скоропалительное выяснение личности, кажется, вернуло к жизни прежнего Катареллу вместо того, которого необратимо преобразовал компьютер.

- Комиссар! Да что такое? Мы разве поссорились?

- Синьора, поверьте, у меня были тяжелые дни…

- Прощаю, прощаю. Вы не могли бы ко мне заехать? Мне нужно вам кое-что показать.

- Сейчас?

- Сейчас.

Синьора Клементина предложила ему пройти в столовую, выключила телевизор.

- Смотрите. Вот программа завтрашнего концерта, которую маэстро Катальдо Барбера прислал мне только что.

Монтальбано взял из рук синьоры вырванный из тетрадки листок в клеточку. Поэтому она так срочно хотела его видеть?

Прочитал карандашную запись: «В пятницу в 9.30. Концерт в память Микелы Ликальци». Монтальбано подскочил. Маэстро Барбера знал убитую женщину?

- Я вас поэтому и пригласила, - сказала синьора Вазиле Коццо, прочтя вопрос у него в глазах.

Комиссар опять посмотрел на листок. Программа: Дж. Тартини, Вариации на тему гавота Корелли; И. С. Бах, Largo; Дж. Б. Виотти, из Концерта № 24 ми минор.

Вернул листок синьоре.

- Вы знали, что они были знакомы?

- Понятия не имела. Вот я и спрашиваю себя: как им это удалось, если иметь в виду, что маэстро никогда не выходит из дома? Как только я прочитала записку, поняла, что вас она заинтересует.

- А я поднимусь наверх и спрошу.

- Только время потеряете. Он вас не примет. Сейчас половина седьмого, в этот час он уже в постели.

- Что же он делает? Смотрит телевизор?

- А у него нет телевизора, и газет он не читает. Заснет, а в два ночи просыпается. Я у горничной как-то спросила, почему у маэстро такое странное расписание, а она мне, мол, я и сама не знаю. Но я, поразмыслив, нашла одно разумное объяснение.

- Какое же?

- Думаю, что таким образом маэстро как бы пропускает те часы, в которые обычно давал концерты. Во сне он о них забывает.