Принц Эдип - Андреева Наталья

Рожала она в Москве. У Петра Рябова была посевная, он к тому времени заметно продвинулся и вышел в начальники. Колхоз не мог без него обойтись. Люся не роптала. Меж тем положение было серьезным. Люся плохо себя чувствовала и на работу ходила с трудом. Было такое ощущение, что на спину положили свинцовую плиту. С каждым днем эту плиту все труднее было носить. Весной ее положили в больницу на сохранение. Врач-гинеколог задумчиво смотрел на результаты анализов, потом долго мял Люсин живот и, наконец, сказал:

— Не нравится мне все это.

— Что не нравится? — испугалась Люся.

— Здесь болит? — и он надавил Люсе под грудь. Та не выдержала и ойкнула. — Вижу: болит. И анализы у тебя плохие. Почки. Боюсь, как бы не случилось выкидыша. И роды будут тяжелые. Возможно, придется кесарить. Но ты не переживай. Авось, обойдется. Я еще с коллегами посоветуюсь.

«Господи, только бы с ребенком ничего не случилось! — молилась Люся. — Вот тебе и наказание! Вот и расплата! Нечего было детей в роддоме бросать! Надо было взять мальчика! Как-нибудь справилась бы!».

Это был тот самый роддом, куда она с подругами почти шесть лет назад принесла младенца. Мария Казимировна по-прежнему работала старшей сестрой. И Ада рожала здесь же, но у нее проблем не было. То есть были, но другого плана. Лопухины жили плохо, постоянно ссорились, и не раз Ада приходила к подруге в слезах.

«Вот она, расплата! — в ужасе думала Люся. -Каждому, значит, свое. Только бы с ребенком ничего не…»

Воды отошли внезапно. Почти на месяц раньше срока. Ночью Люся встала с постели и потянулась к бутылке с минеральной водой, потому что последнее время мучилась изжогой. И вдруг по ногам потекло. Она ойкнула и лежащая на соседней койке женщина подняла голову:

— Что случилось?

Дежурный врач, едва глянув на Люсю, сказал:

— На стол.

Она не понимала, что происходит. Почему над столом, куда ее положили, висит круглая лампа. Вернее, много ламп, расположенных по кругу. Потом они разом вспыхнули, и Люся зажмурилась. Над ее рукой склонилась женщина в марлевой повязке.

— Считайте.

— Раз, два, три…

Очнулась она от жгучей боли. В тело то и дело впивалась игла. Хирург зашивал разрезанный Люсин живот. Она не застонала, только закусила губу. Но анестезиолог заметила, что Люся очнулась, и сказала:

— У вас девочка. Поздравляю.

И Люся потеряла сознание.

Ей пришлось провести в больнице две недели. Приносили девочку, маленькую, слабенькую, и Люся едва сдерживала слезы. Крохотный ротик несколько дней не справлялся с налившейся материнской грудью. Когда девочка, наконец, смогла ее сосать, Люся заплакала от счастья. Ребенок лежал у ее груди, и Люся тихонько напевала колыбельную. Это был самый счастливый день в ее жизни. Она почувствовала, что эта девочка станет для нее всем. Что любовь к ней затмит все, даже Петю.

Тот приехал в день выписки, на такси, с огромным букетом. Бледный от волнения, принял от медсестры пищащий сверток. Загорелые обветренные руки невольно дрогнули.

— Осторожнее! — вскрикнула Люся.

И по лицу мужа поняла, что и для него эта девочка станет всем. Он полюбил ее всем своим сердцем. А любить Петр Рябов умел, Люся это знала. Муж щедро одарил медицинский персонал больницы. Потом отвез жену и дочь домой, в московскую квартиру. Ребенок уснул, а Петр еще долго сидел на кухне, пил крепкий чай, смотрел в окно. За окном была ночь, лицо Рябова было чернее тучи. Люся вошла на кухню, посмотрела на мужа и испуганно спросила:

— Что случилось?

— Я думаю, в Москву пора перебираться. Что-то случится, чует мое сердце. Нельзя больше так жить.

— Как? — недоуменно спросила Люся.

— На себя надо работать. Частная собственность нужна. Не то все разворуют. Бьюсь, бьюсь, а все одно никакого толку. Не могу я так. Сердце ноет. Добро жалко.

И Петр Рябов сжал огромный кулак. На его лице было написано отчаяние. Люся с уважением посмотрела на мужа: хозяин. И не пьющий. Не любят его в деревне, хотя и уважают.

— Что ж, — сказала она. — Жить есть где. Работу найдешь. Переезжай.

Но не сразу Петру Рябову удалось переехать в Москву. Не отпускали его из колхоза. Председатель долго уговаривал остаться, сыпал обещаниями, но Рябов был непреклонен. Уеду. Наконец, договорились: до осени. Уберешь урожай -и на все четыре стороны. А пока лето на дворе -работай. Делать нечего, Люся осталась одна с ребенком. Девочку назвали в честь прабабушки Петра Рябова: Асей. Люся не возражала. Как муж сказал, так тому и быть. Ася — это как у Тургенева. Хорошо!