Танцы марионеток - Михалкова Елена

И еще она боялась, что если проговорится кому-то о том, что случилось, то закончит свои дни в сумасшедшем доме. «Писательница считает, что ее божественный дар обернулся дьявольской стороной!» Она словно воочию видела заголовки в газетах. Ни один нормальный человек ей не поверит – писателей не стоит принимать в расчет, они сами люди далеко не здравомыслящие. Она никому ничего не сможет доказать.

И не станет. Но сделает все, что в ее силах, – остановится, пока не поздно. И будет верить, что никто не погиб по ее вине, потому что если не верить в это, то жить будет совсем невыносимо.

Василий дослушал ее прерывающийся, сбивчивый рассказ. Когда она замолчала, он немного подождал, не будет ли продолжения, но она больше не говорила ни слова, а только сидела, сжавшись, в своем нелепом халатике. Вторая тапочка тоже свалилась с ее ноги, пристроилась рядом с первой. Веселенькие тапочки… они странно не сочетались с ее рассказом, как не сочетались две косички, цветы на халатике, босые пятки, одна из которых была в чем-то испачкана. Разве можно с босыми ногами рассказывать о неприятных вещах?

«Мохито, – в который раз за этот вечер подумал он. – И хорошо бы настоящего, с ромом». Василий пообещал себе, что, когда все закончится, он поедет в ближайший к дому бар и выпьет четыре порции мохито в одно рыло. Может быть, даже пять. Но это будет потом, а теперь нужно сделать то, зачем он приехал. Рассказать ей.

– Лен, вот что… Ты никогда не задумывалась над тем, что могло заставить тебя прекратить писать книги?

Она смотрела на него без выражения, и он понимал, что сейчас ее здесь нет. Она там – идет по скверу, переживая заново все то, через что прошла тогда, и призраки кружат вокруг нее, плача, как ночные птицы.

– Мало что могло бы, я думаю, – ответил он вместо нее. – Даже если бы тебе предложили самую прекрасную работу, ты бы отказалась. Тебе нравилось писать книги, правда?

Она даже не кивнула. Ковригин был не уверен, что она вообще его слышит. Но сегодня ему нужно было достучаться до нее во что бы то ни стало. «Только бы не стукнуть так, чтобы ей снесло крышу», – с невеселой усмешкой подумал он.

– Тебе нравилось писать книги… – неторопливо повторил он. – У тебя богатая фантазия. Даже слишком богатая, я думаю. Если бы кто-то решил, что нужно заставить тебя перестать писать, он бы использовал это в первую очередь. Твою фантазию, угу.

Никакой реакции. Но она хотя бы смотрела на него. Правда, прочитать, что там, в глубине ее глаз, он не мог.

– И если бы он решил это сделать, то весьма подходящим для него оказался бы тот факт, что ты из рода писателей-воров. Крадешь характеры и образы. Подсматриваешь в жизни и уносишь в клювике, ага?

Она шевельнулась, и Ковригин неожиданно ощутил, что в нем поднимается злость. Он очень давно не испытывал злости – во всяком случае, такой, которая собиралась накатить на него волной. Он чувствовал ее, как хороший пловец, стоя на берегу, чувствует приближение зеленой водяной стены, еще не видимой глазу.

– А если тебя испугать, а? Взять и убедить в том, что придуманные тобою истории сбываются на самом деле? Это не так сложно устроить, как тебе кажется. Или тебе ничего не кажется?

– Я не…

– Конечно, ничего, поскольку ты над этим даже не задумывалась! Но если употребить на решение этой задачки хоть немного ума – ума, а не воображения, потому что воображение для таких задач противопоказано, – то можно найти простой ответ. Совсем несложно, вот какой ответ. Достаточно выбрать нескольких твоих литературных героев и организовать все так, чтобы с ними что-то случилось. Не обязательно даже буквально следовать тексту книги. Ты сама додумаешь все, что нужно. Эльза Гири разбивается на скалах? Так давайте найдем парня, который за небольшую мзду согласится сбить девчонку, с которой списана эта несчастная Эльза. Перелом ноги и пара сломанных ребер, слегка преувеличенное описание трагедии – не специально, лишь из-за сработавшего «испорченного телефона», – и вот ты веришь в то, что почти на твоих глазах случилась катастрофа. Корабль разбился, все погибли.

– Ковригин, что ты несешь?!

Он почти обрадовался тому, что она закричала на него. Наконец-то она была здесь, в машине рядом с ним, а не бродила где-то в прошлом. И хотя страх по-прежнему сидел в ее глазах, он уже начал перерождаться в другой страх.

– Ты ведь ни от кого не скрывала, что у большинства действующих лиц твоих романов есть прототипы. Не так сложно было выяснить, кого для какой роли ты использовала.

– Зачем? Я не понимаю…

– Я не знаю наверняка, зачем. Могу только догадываться. Ленка, дружок, ты очень хорошая дочь. Любящая.

Что-то в его интонации заставило ее всмотреться в его лицо, и голос ее дрогнул, когда она спросила:

– О чем ты?

Василий чуть наклонил голову, и лицо его приобрело такое выражение, что Лена подумала о быке, собирающемся убить тореадора.

– Знаешь, почему Николай Евсеевич напился? – сказал он. – Потому что твоя мама приезжала к нему в тот день. Она привезла с собой бутылку редкой настойки и уговорила его выпить с ней. Что случилось дальше, не нужно тебе рассказывать.

Лена открыла рот, но не издала ни звука. Впрочем, если бы и издала, это бы не остановило Ковригина.

– Знаешь, почему твоя соседка по подъезду Нина Кудряш оказалась в больнице? Потому что ее толкнули – специально толкнули, слышишь, ты, совестливая балда! Какой-то парень, которого она раньше никогда не видела, и лицо его было закрыто шлемом. Но ты, конечно же, не удосужилась узнать такие подробности! Тебе было не до того. Ты пережевывала свои страдания по поводу внезапно обрушившегося на тебя волшебного дара – управлять судьбами других людей, правда?!

Лена попыталась что-то сказать, но Василий не дал ей вставить и слова. Он ощущал, что завелся и что остановиться уже не сможет. Кажется, если бы она попробовала прервать его, Ковригин бы ее ударил.

– А хочешь знать, что случилось с твоей учительницей? Я тебе скажу. Ее тоже толкнули, только с платформы, и сделал это вовсе не ее сын. У нее вообще нет сына. Есть дочь, но она ни при чем. Тебе интересно, кто это сделал? Ты, долбаная писательница, увлекающаяся другими людьми, – тебе хочется знать, кто это сделал?!

– Нет! – выкрикнула она, и он замолчал.

Бешенство испарилось, как будто его и не было, а злость свернулась клубком где-то в глубине души. Жалость к глупой Ленке, его несчастной, бестолковой, затравленной Ленке, совсем было исчезнувшая жалость вернулась и охватила его с новой силой, став такой острой, что причиняла ему почти физическую боль. Ему захотелось обнять ее, прижать к себе изо всей силы, но он не мог этого сделать, прежде чем не договорит до конца.

– Твоя мама, – сказал Ковригин. – Вот кто это сделал. Учительница узнала ее в толпе. Милиции она ничего не сказала, потому что была уверена, что обозналась, – ведь у твоей мамы не было мотива! Вот только она не обозналась, Лен. И мотив у нее был.

– Я тебе не верю, – выдохнула она. И без того бледное лицо побелело еще больше, стало похоже на бумажный лист с нарисованными носом, бровями, губами. Только глаза были живые.

– Веришь. Уже поверила.

– Она бы никогда этого не сделала!

– И все-таки она это сделала. Твоя мама знала очень многое о твоей работе. Ей было несложно подстроить все три случая. С третьей жертвой она вместе работала в школе, знала адрес, могла легко ее выследить. Кстати, у вас дома в семейном альбоме есть фотографии, где снят весь их учительский коллектив. На одной из них я и видел эту «Веру Алексеевну». Ты знаешь, что после той трагедии у нее отнялись ноги? Она до сих пор плохо ходит.

– Не верю!

– С Николаем Евсеевичем твоей маме повезло – ведь он мог бы доехать и без аварии. Но не доехал. Если бы ты удосужилась встретиться с Мешковым, он бы тебе рассказал, кто приезжал к нему с бутылкой и уговорил потом сесть за руль. Но ведь Ольга Сергеевна ненавязчиво дала тебе понять, что не стоит этого делать, да?

– Ты все врешь!

Ее отчаянный крик заставил его замолчать.

– Я тебе не верю…

Губы тряслись и прыгали на ее лице, и Ковригин отвел взгляд. Усилием воли овладев собой, Лена с трудом выговорила:

– У тебя нет никаких доказательств. То, что мама приезжала к Мешкову и не рассказала мне об этом, ни о чем не говорит. Ей просто было стыдно!

– Учительница запомнила ее.

Лена прижала тыльную сторону кисти к губам, и на секунду ему показалось, что сейчас она укусит себя и кровь потечет из руки. Но когда она отняла ладонь, следов укуса на ней не было. И губы успокоились.

– Я хочу с ней поговорить, – хрипло сказала она, и Василий сразу сообразил, кого она имеет в виду.

– Я тебе не вру.

– Я хочу с ней поговорить. Сейчас.

Ковригин внимательно посмотрел на нее, понял, что возражать нельзя, и завел машину.

Бабкин ехал быстро, бросая «БМВ» то вправо, то влево, когда перестраивался из одной полосы в другую. Макар, попросивший подвезти его до книжного магазина, недвусмысленно выразил свое отношение к встрече с Конецкой. «Незачем тебе туда ездить, Серега. Наверняка дочка Тогоева уже сбежала, решив, что возле несостоявшейся жертвы ей делать больше нечего».