Король умер, да здравствует король - Володарская Ольга

– О нет, я была репрессирована из-за тебя, Хайнц тут совершенно ни при чем, и я искренне надеюсь, что у него все хорошо...

– Он умер, Эллина. В прошлом месяце. Я тебе статью о нем принес, если хочешь, почитай... – И Егор, вынув из кармана газетную вырезку, протянул ей.

Она нехотя взяла ее и с трудом начала читать статью о Хайнце. Естественно, она поняла не все, что в ней было написано, но суть уловила.

– Его убили из-за архивов, да? – уточнила она, возвращая вырезку Егору.

– Если быть точным, его УБРАЛИ, чтобы правда об архивах не выплыла наружу.

– В чем разница?

– Сейчас объясню, – сказал Егор. – На фон Штайнберга охотились спецслужбы многих государств. Мы же вышли на него одновременно с американцами. Однако захватить его посчастливилось нам. В итоге о местонахождении архивов первыми узнали тоже мы, русские. Хайнц не был идейным нацистом, поэтому не стал корчить из себя героя, готового погибнуть во славу Третьего рейха, но не выдать его тайн. В обмен на гарантии безопасности он согласился передать архивы КГБ. Вывозили их на шести грузовиках и до поры держали в подвалах посольства. Как и самого Хайнца. КГБ хотел скрыть факт его поимки, но... Американцы обо всем прознали. Как потом выяснилось, в нашу дипломатическую миссию был внедрен их агент, через которого и ушла информация. Янки подняли бучу в мировой прессе. Они не могли позволить русским завладеть архивами и через средства массовой информации требовали выдачи нацистского преступника мировой общественности. Но в этом случае пришлось бы отдать и архивы, а их обнародование грозило авторитету Советского Союза...

– Почему?

– Эллина, ты не представляешь, сколько идейных коммунистов, известных личностей, видных военачальников было завербовано немецкими разведчиками и контрразведчиками. Рассекречивание их досье обесценило бы, кроме всего прочего, достижения СССР в Великой Отечественной войне...

– Легче было нарушить слово и убить Хайнца, так?

– Это политика, Эллина, тут не до сантиментов...

– Что ж, ясно... Только я не пойму, к чему ты затеял весь этот разговор?

– Я говорил, когда приезжал к тебе в лагерь, что Мишка меня шантажировал, но не сказал чем. Я побывал в немецком плену. Неделю провел у них. Меня пытались вербовать, не скрою, но я лучше б умер, чем стал предателем...

– Можешь дальше не рассказывать, я поняла.

– Хорошо, а то мне неприятно вспоминать... – Он помрачнел. – В общем, когда я был в плену, я слышал разговор двух офицеров (тот факт, что знаю их язык, я скрыл), они обсуждали недавнюю встречу с русским агентом Абвера по кличке Медведь. Я хорошо запомнил этот псевдоним и, когда через много лет получил доступ к архивам, не смог удержаться, чтобы не заглянуть в его дело. Чтоб найти его, много труда не потребовалось. У немцев же все по полочкам разложено. Картотека так проста в обращении, что я отыскал именную папку Медведя буквально за час. Когда я ее открыл, даже задохнулся от удивления. Агентом Абвера оказался не кто иной, как Мишка Дубцов, наш безгрешный особист. Человек, который стращал меня карой за мою слабость (в военное время считалось, что советский солдат лучше погибнет, чем даст себя пленить), тот, кто вынудил меня пойти против своей воли...

– Короче, – оборвала его эмоциональную речь Эллина, – ты выкрал именную папку Дубцова, да?

– Да, – эхом отозвался Егор. – И я принес ее тебе!

– Почему мне? Боишься потягаться с ним силами?

– Ничего я не боюсь, Эллина, – с упреком протянул он. – Теперь уж точно... – Малыш сделал шаг к Графине, но она успела среагировать и отпрянуть. Ее поведение разозлило его, но Егор с ледяным спокойствием сказал: – Я в долгу перед тобой. И хочу сделать тебе что-то типа подарка. Я знаю, ты ненавидишь Мишку не меньше моего...

– С чего ты взял?

– Мне известно, что он не отстает от тебя вот уже много лет.

– Откуда?

– О! – Он невесело хмыкнул. – У меня есть агент. Он же шантажист. И имя его Андрон Модестович Свирский.

– Я не поняла...

– Андромедыч вот уже много лет шантажирует меня.

– Чем?

– Откуда-то ему стало известно, что именно я написал на тебя донос, и он постоянно клянчит у меня деньги за молчание. В противном случае грозится поделиться этим фактом с твоим самым преданным и нестабильным «вассалом» Котей. Полоумный художник, оказывается, спит и видит, как бы узнать имя человека, чья подпись стояла на доносе, чтобы покарать его. Семакин даже пистолет купил, дабы было чем вершить правосудие...

– Но ты, конечно, испугался не за себя, а за сына. Если тебя убьют, о нем некому будет позаботиться, так?

– Да не боюсь я твоего Семакина! У него кишка тонка, чтобы совершить убийство...

– Да? Ты не помнишь, как он бросился на тебя с ножницами?

– Помню. А еще то, как он забился в припадке, увидев кровь...

– Тогда зачем было платить Андрону за молчание?

– Во-первых, мне не хотелось скандала. Семакин физически не причинил бы мне вреда, но нервы бы попортил, это факт. Он ведь мог накинуться на меня при сыне, друзьях, коллегах! Мне проблемы не нужны, и ребенка пугать не хотелось. Во-вторых, платил я Андрону сущие копейки. Да изредка винцом баловал заграничным. И взамен получал не только молчание, но гораздо более ценное – сведения о тебе. Это третья причина моих «отношений» со Свирским. Андрон рассказывал мне обо всем, что происходит в твоей жизни, хотя в ней, по правде говоря, мало что происходило, но... Я по крайней мере знал, что ты жива и здорова. – Эллина, услышав это, брезгливо поморщилась. Все эти слова об участии казались ей насквозь фальшивыми. Заметив на ее лице гримасу, Егор отбросил лирику и перешел к фактам: – Об осаде Дубцова Андрон сообщил мне сегодня. Позвонил и сказал, что Мишка не дает тебе проходу. Еще он слышал, как ты пару дней назад плакала в своей комнате, и решил, что это из-за Дубцова, поэтому связался со мной, чтобы я нашел на Мишку управу... И я нашел! – Егор выудил из кармана ключ от ящика ее туалетного столика. – Досье я положил туда. – Он протянул ей ключ и, пока ждал, когда она его возьмет, сказал: – Делай с ним, что хочешь. Или не делай ничего... Это твое право!

Эллина потянулась к ключу, но тут...

– Опять ты! – раздался со стороны коридора голос Коти Семакина. – Явился, чтобы Эллочку мучить... – И он, грохнув дверью так, что дерево косяка затрещало, ввалился в комнату.

Как Графиня и предполагала, Котя был смертельно пьян. В последнее время он находился в таком состоянии довольно часто. Самое же ужасное, что, в отличие от того же Андрона, был он в подпитии совершенно чумным. Свирский, напившись, либо байки травил, либо пел, Семакин же то хмуро шатался по квартире, приставая к соседям, то сидел под дверью Эллины и плакал, а иногда и буйствовал. Не далее как неделю назад, например, он расколотил окно в кухне. Протрезвев, он долго не мог поверить, что разбитое стекло – его рук дело, однако вставить новое не отказался...

– Котя, уйди отсюда, – строго сказала Эллина. – Тебе нужно лечь и проспаться!

Котя, к ее удивлению, послушался: развернулся и, качаясь, побрел прочь.

– Жалкий тип, – брезгливо бросил ему вслед Егор.

– Не смей так о нем! – вспыхнула Эллина.

– Будешь защищать этого полоумного пропойцу?

– Он не чета тебе! Настоящий!

– А я пластмассовый? – стал закипать Малыш. Ему надоело сдерживать эмоции.

– Пожалуй... Как манекен в магазине. Красивый, но пустой внутри...

– Зато ты под завязку забита! – перешел он на крик. – Не знаю только – чем! Злостью, быть может?

– Ненавистью к тебе, – процедила она. – А теперь... Катись отсюда!

Едва прозвучали эти слова, как раздался знакомый грохот двери. Это вернулся Котя Семакин. Но на сей раз он вернулся не с пустыми руками. В его подрагивающих пальцах был зажат пистолет. Переступив порог и едва не упав, Котя выставил руку с оружием вперед и нацелил дуло на Егора. Оно ходило ходуном, и Эллина подумала, что, выстрели он сейчас, пуля уйдет в сторону...

– Я давно хотел тебя убить, – с ненавистью прошептал Котя. – За то, что ты мучил Эллочку... Всю жизнь мучил... – Семакина повело, но он удержался на ногах. – Этот пистолет я купил для того, чтобы лишить жизни другого человека, принесшего Эллочке страдания, но... Но тебя я убью с еще большим удовольствием...

Егор закатил глаза. Он совсем не испугался, это было совершенно ясно.

– Я ненавижу тебя так, что готов взять на душу грех, – продолжал Котя, а Эллина вдруг поймала себя на мысли, что хочет, чтоб Семакин перестал болтать и нажал на курок. «Убей его наконец!» – мысленно крикнула своему «вассалу» Эллина, но тот продолжал выдавать пустые угрозы: – Прочитай молитву, если знаешь хоть одну... Сейчас я тебя убью!

– Ты не сможешь, – усмехнулся ему в лицо Егор. – Не хватит духу! Так что убери свою пукалку и топай к себе. Тебе нужно проспаться...

Пистолет задрожал в Котиных руках еще сильнее, и он взялся за рукоятку двумя руками. Егор наблюдал за ним с той же издевательской ухмылкой. Эллина даже знала, что он в этот момент думает. «Я умру не сейчас, – читала его мысли Графиня. – А в девяносто лет в собственной постели во время секса с двадцатилетней красоткой...»