Заложница - Браун Сандра

Тайл настолько задержалась с ответом, что Док повторил вопрос:

— Так почему вы вернулись?

— Из-за Сабры, — ответила она. — Здесь больше не осталось женщин. Я могла ей понадобиться. А кроме того…

Док оперся локтями на колени и терпеливо ждал, когда она закончит свою мысль.

— Кроме того, я ненавижу что-то начинать и не кончать. Я была здесь, когда все началось, вот я и решила остаться до конца.

На самом деле все было не так просто. Причина, по которой она вернулась, была куда сложнее, но Тайл растерялась, не зная, как объяснить Доку то, что было не совсем ясно ей самой. Почему она сейчас не стоит перед камерой и не передает в прямой эфир все то, что она знает об этой истории, будучи непосредственным свидетелем? Почему она не записывает голос на пленку, которую снял Кип?..

— А что вы вообще тут делали?

Вопрос Дока отвлек ее от размышлений.

— В Роджо-Файр? — Она рассмеялась. — Я была в отпуске, ехала в Нью-Мексико и услышала по радио о так называемом «похищении». Я тут же позвонила Галли, который поручил мне взять интервью у Коула Дэвидсона. По дороге в Геру я заблудилась. Остановилась здесь, чтобы зайти в туалет и позвонить Галли — спросить, куда ехать.

— Так это вы с ним разговаривали, когда я вошел?

Тайл внимательно посмотрела на него, в ее глазах читался вопрос.

Док слегка пожал плечами.

— Я заметил вас там, у платного телефона.

— Правда? — Они встретились взглядами, и Тайл с трудом заставила себя опустить глаза. — Ну, я окончила разговор и собиралась купить себе что-нибудь на дорогу, когда… в магазин вошли не кто иные, как Ронни и Сабра.

— Рассказать кому-нибудь — не поверят.

— А я поверить не могла своему везению. — Она печально улыбнулась. — Надо всегда быть осторожным, когда чего-то желаешь: можно получить с лихвой.

— Я так и делаю. — Док помолчал. — Теперь.

На этот раз молчала Тайл, давая ему возможность либо развить свою мысль, либо оставить тему. Видимо, он тоже почувствовал давление ее молчания и передернул плечами, как будто груз воспоминаний лежал на них.

— Когда я узнал, что Шари мне изменяет, я хотел, чтобы она… — Док запнулся, потом продолжил: — Я был так зол, я хотел, чтобы она…

— Страдала?

— Да.

Глубокий вздох, последовавший за этим признанием, показал, насколько нелегко оно ему далось. Таким мужчинам, как Док, которые ежедневно сталкиваются с проблемами жизни и смерти, признания даются тяжело. Чтобы иметь мужество и выдержку для борьбы с таким всесильным врагом, как рак, в Брэдли Стэнвисе обязательно должен был развиться, хотя бы частично, «комплекс бога». С этим никак не сочеталось любое проявление слабости. Не просто не сочеталось — было невыносимо.

Тайл польстило, что он признался ей в своей ранимости, показал ей хотя бы мельком эту свою чересчур человеческую черту. «Наверное, — подумала она, — сложные ситуации и этому способствуют. Подобно умирающим, кающимся в своих грехах, Док мог решить, что это последняя для него возможность рассказать о своей вине, которую он нес на своих плечах после смерти жены».

— Ее рак не был наказанием за измену, — мягко возразила она. — И, разумеется, не был вашей местью.

— Я знаю. Когда рассуждаю разумно и рационально. Но когда она проживала худшие свои дни — а это был настоящий ад, можете мне поверить, — именно так я и думал. Что я неосознанно пожелал ей это несчастье.

— И вы наказали себя тем, что по собственной воле ушли из своей профессии?

— А вы разве не делаете то же самое? — выпалил он.

— Что?

— Наказываете себя за то, что ваш муж погиб. Вы работаете за двоих, стараясь восполнить то, что ваше дело потеряло с его гибелью.

— Это смешно!

— Разве?

— Да, я работаю много, но мне это просто нравится.

— Но вам все время мало, так?

Злой ответ замер на ее губах. Тайл никогда не задумывалась, что движет ее амбициями. Вернее, никогда не позволяла себе об этом задуматься. Теперь же, когда он высказал такую мысль, она вынуждена была признать, что в ней есть доля истины. Верно, она всегда была человеком амбициозным, всегда старалась сделать как можно больше и как можно лучше. Но не до такой степени, как в последние два года. Она стремилась к цели неудержимо и страшно переживала все неудачи. Она только работала, исключив из своей жизни почти все остальное. И дело было не в том, что карьера затмила для нее все. Она стала ее жизнью. Не было ли ее дикое, упрямое желание преуспеть наказанием, которое она сама наложила на себя за те неосторожные слова, произнесенные в гневе? Не вина ли была ее движущей силой?..