Золото гетмана - Гладкий Виталий Дмитриевич

– А много ли на Сечи народу?

– На сегодня тысячи полторы. Не больше.

– Не густо…

– Так ведь что тут товариществу делать? Вишь, какая природа – пески кругом и солончаки. В Сечи постоянно живет холостая молодежь да старики бессемейные – голытьба, которой некуда приткнуться. Кто побогаче, те проживают на хуторах, кто немного беднее – большей частью обретаются в бурдюгах^[81] и зимовниках, которые стоят по Самаре и по Бугу. Там можно и огород свой иметь, и сад посадить, и пасеку завести. И вообще, эта новая Сечь только потому считается наследницей Запорожской, что мы имеем кошевого атамана и храним военные клейноды…

Их беседу неожиданно прервал резкий свист. Гамалея обернулся, и увидел, что на другом берегу Конки гарцует на добрых конях небольшой татарский чамбул^[82]. Судя по богатой одежде одного из крымчаков, скорее всего, какого-то важного ханского чиновника, это были его телохранители.

– Клятые басурмане! – выругался Тетеря. – И пообедать спокойно не дают православному люду. Хлопцы, идите на переправу. Да язык там попридержите! А то могут укоротить. У них это быстро.

– Та знаем, батьку…

Перевозчики погнали паром к противоположному берегу, а Гамалея быстро мигнул беглецам. Они сразу поняли его безмолвный приказ, и в мгновение ока все огнестрельное оружие было спрятано в небольшом стожке сена рядом с навесом. Кони казаков уже стояли позади мазанок у коновязи, где в тени чахлых деревьев жевали жесткую траву вместе с низкорослыми степными лошадками перевозчиков. Хорошо зная нравы крымчаков, Мусий не хотел, чтобы у татарского бея возник соблазн присвоить чужое добро. А ружья и пистоли у казаков были новыми и очень дорогими. Не говоря уже о лошадях.

По пути в родные края беглецы распотрошили обоз английского купца. Они захватили не только целую кучу дорогого оружия, но и несколько превосходных английских жеребцов, которых называли «берберами». В жилах этих коней текла кровь арабских скакунов, поэтому по скорости и выносливости им мало было равных. Разве что чистокровные дончаки могли составить им конкуренцию, но они были по карману только казацкой старшине и зажиточным казакам.

Татарский бей лишь мельком взглянул на казаков, вопреки опасениям Мусия. Видимо, спешил. А может, опытный военачальник просто не хотел нарываться на неприятности, сразу определив по внешнему виду Гамалеи и беглых казаков, что перед ним опытные бойцы, способные оказать его телохранителям серьезное сопротивление. Вскоре о чамбуле напоминала лишь пыль, поднятая копытами татарских коней.

– Калга-султан^[83], – сказал Тетеря. – Второе лицо после хана. Что-то он зачастил в нашу Сечь… Нутром чую – не к добру это. Все обихаживает кошевого.

– У вас кошевым по-прежнему Кость Гордиенко?

– А то кто ж… – Тетеря скорчил кислую мину. – Все мудрует, хочет и здесь полной свободы – как было в старой Сечи. Да только хан не позволит нам развернуться в Олешках как дома. На чужом пиру и сдобная пампушка горше полыни.

– Это да…

– Вы на Сечь или как? – осторожно поинтересовался Тетеря.

– На Сечь. Будем проситься в товарищество.

– И правильно. Такие казаки, как ты, Мусий, и твои хлопцы, на Сечи нужны. Проситесь в курень к Ивану Гусаку. Он правильный человек. Да что я говорю! Тебе ли не знать Ивана.

Гамалея скупо улыбнулся и ответил:

– Как не знать…

Тетеря лукаво прищурился и негромко молвил – так, чтобы не слышали казаки, которые уже поднялись из-за стола и раскуривали в сторонке свои трубки:

– А хорошо вы погуляли с Иваном в Подолии^[84]. Польские паны до сих пор зубы на вас точат.

– С казака беда, как с гуся вода. Пусть шляхта точит. Пока их не выбили.

– А пора бы…

– Старый греховодник! Ты на что меня подбиваешь?

– Казачки совсем без дела истомились. Обнищали, дальше некуда. Кто ж еще, как не ты, может собрать ватагу и повести в поход на ляхов? И я бы пошел. Ей-ей! Правая рука у меня добрая, не забыла, как саблю держать. Я и кулеш буду для всех варить, и в дозоре постою, потому как все равно мало сплю. Возьмешь?

– Опанас, не искушай! Цыпленок еще в яйце, а ты уже хочешь кинуть его в борщ.

– Я что, я ничего… – Тетеря расплылся в довольной улыбке.

Если Гамалея так говорит, значит, что-то держит в уме. Старый Опанас слишком хорошо знал Мусия. Трудно было поверить, что тот прибился в Олешковскую Сечь лишь для того, чтобы дожить до своей кончины беззаботно и в полном покое…