Танец семи вуалей - Солнцева Наталья

– Я знала… что рано или поздно… все закончится. Я… не хотела, – простонала танцовщица. – Не хотела их убивать…

Лавров с трудом скрыл удивление. Он ожидал чего угодно – истерики, буйства, обморока, – но только не признания в убийстве.

– Как вы это делали?

– Не помню… я ничего не помню…

– Вам придется вспомнить, – с нажимом произнес он. – Рассказать все подробности.

Глаза Шехерезады горели отчаянием и безысходностью.

– Он обещал помочь мне…

– Кто? Оленин?

– Нет… Визирь. Он называл себя Визирем. Я вдруг увидела в нем своего отца…

Ее речь становилась отрывистой и путаной, язык заплетался. В ее больном рассудке все сместилось, полетели все предохранители.

– Отца? – переспросил Лавров. – Позвольте, но…

– Возраст не имеет значения! Шехерезада была дочерью визиря, понимаете?

– Вы спали с собственным отцом?

Лаврову вспомнился портрет Фрейда в приемной Оленина. Основатель психоанализа был прав насчет дочери, которая подсознательно мечтает о сексе с родителем? Черт…

– Когда он назвал себя Визирем, я решилась безоговорочно подчиниться ему, – призналась Халилова. – Это произошло само собой. Наши отношения быстро развивались, и мы стали любовниками.

Лавров протянул ей тот же снимок Карташина, который до этого показывал менеджеру.

– Это он?

Стриптизерша задрожала и поникла. Неужели он предал ее? Кумир и покровитель, хозяин и возлюбленный в одном лице.

«Карташин нашел ее слабое место, – подумала Глория, слушая этот сбивчивый, причудливый диалог Шехерезады и Лаврова. – Он не промах, этот Визирь. Высший сановник при дворе восточного владыки. Кто же его господин?»

– Вы от него узнали, где меня искать? – спросила Халилова, не отрывая глаз от фотографии.

Лавров на всякий случай кивнул.

– Но почему? Почему он отрекся от меня? – стенала она. – Из-за моей вчерашней неудачи? Он попросил меня кое-что сделать, а я… все испортила. Но я бы объяснила ему… я бы…

Ей было трудно дышать, губы дрожали. Глория заметила на гримерном столике бутылку с водой, налила в чашку и подала Халиловой.

– Выпейте… и не волнуйтесь так. Мы вам не враги… Вы с Карташиным познакомились здесь, в «Серале»?

– С Карташиным? Вот, значит, его настоящая фамилия… Да, мы встретились в клубе. Он говорил, что искал именно меня… Я… у меня проблемы. Я впервые смогла поделиться с другим человеком своей бедой. Я страдаю галлюцинациями и временной потерей памяти. Вдруг проваливаюсь куда-то и… ничего не помню. Понимаете? Совсем ничего…

– Это часто бывает?

– Нет… иногда. Без всякой причины. Вдруг – раз! – и целый кусок времени выпал… Я очень боюсь таких провалов. Ведь я не имею понятия, где нахожусь, что делаю. Я не отвечаю за свои поступки…

– Как давно вы с ним познакомились?

– С Визирем? – она задумалась. – Больше двух лет назад. С тех пор он – моя единственная надежда…

– Надежда на что?

– На выздоровление… жизнь, счастье…

– Он пообещал вам выздоровление?

– Да… если я во всем буду его слушаться. И поначалу мне действительно полегчало. Он сказал, что нельзя сдерживать внутреннего демона… что его необходимо выпустить на свободу…

– И вы – выпустили?

– Я дала себе волю… позволила той второй женщине существовать…

– Графине Олениной?

– Вам и это известно…

Она рассказывала о жене графа, о ее любовнике, о том, как та пыталась покончить с собой… а потом попала в клинику для душевнобольных. И все из-за мужа, который изменял ей с горничными и поклонялся эротической танцовщице…

– И вы убивали этих горничных? – вмешался Лавров. – Я не помню… – прошептала Халилова. – Я не помнила тогда… и не помню сейчас…

Образ сумасшедшей графини слился в ее сознании с собственным образом – исполнительницей стриптиза Шехерезадой. А Таисия Халилова совершенно потерялась.

– Первый раз это случилось… два года назад… – призналась она.

– Вы убили Ларису Серкову? Ассистентку Оленина?

– Я не понимаю, как я смогла…

Лавров решил оживить ее память.

– Лариса любила гулять по тем самым улицам, где когда-то прогуливалась графиня… – начал он. – Вы подкараулили ее, подкрались сзади, накинули веревку…

– Я не помню! Не помню…

– Вероятно, вы приняли ее за горничную, за которой волочился ваш муж… – не унимался начальник охраны. – Задушили и спрятали тело в подвале… а вчера вам захотелось поглядеть на труп. Убийцу зачастую тянет на место преступления.

– Я ничего не могла вспомнить…

– Как же вы нашли подвал?

– Мне Визирь показал… он велел… привести туда Оленина…

– Зачем?

– Чтобы… чтобы он ответил наконец за смерть несчастной девушки… Это ведь из-за него погибла Лариса! Я не хотела… просто он не оставил мне выбора… Я должна была наказать ее! Наказать…

Дико звучали эти слова в маленькой комнатке, полной ярких блестящих нарядов восточной танцовщицы, запахов грима и духов.

– Если вы ничего не помните, как вы вообще узнали об убийстве Серковой? – спросила Глория.

– Мне Визирь сказал… он нашел меня возле трупа… и сам спрятал тело…

– Вы ему поверили? У вас не возникло ни малейших сомнений?

– Зачем ему обманывать? Он сделал это ради меня…

Халилова пыталась осмыслить события двухлетней давности, посмотреть на них под другим углом. Слова Глории встревожили ее.

– Вы думаете, он мог… Не-е-ет! Я же сама убедилась! Я нашла в кармане застежку…

– Какую застежку?

– От блузки той девушки… она была покрыта дешевой позолотой и обсыпана мелкими камешками. Стекляшками. Очевидно, мне захотелось взять ее себе…

«Карташину ничего не стоило оторвать застежку и сунуть в карман глупышки Халиловой как безусловное доказательство ее вины», – подумал Лавров.

Они с Глорией переглянулись. На сей раз их мнения сошлись.

– А что вы взяли на память о второй жертве? Тоже застежку?

– Да… – удивленно вымолвила Шехерезада. – От рукава… довольно невзрачную.

– И вы опять обнаружили ее в своем кармане?

– Да…

– Карташин принимал в этом участие?

– Он сам посоветовал мне проверить карманы… Увидев застежку, я пришла в ужас.

– Карташин сказал вам, что это застежка от рукава пальто убитой Марины Стешко?

Халилова, закусив губу, кивнула.

– Куда вы дели эти застежки? – спросил Лавров. – Выбросили?

– Карташин посоветовал ей спрятать их подальше, – ответила за стриптизершу Глория. – Верно?

– Он вам все рассказал… – простонала та. – Он не простил мне последней оплошности… Что теперь со мной будет? Меня посадят?

– Вряд ли, – успокоил ее Лавров. – Вы больны. Вам нужно лечиться.

– Я не хочу в клинику!

– Куда вы спрятали застежки?

– Они здесь… – Халилова тяжело поднялась, подошла к шкафу с костюмами и достала атласный тюрбан. – Я зашила их под подкладкой.

– Позвольте…

Лавров взял у нее тюрбан, оторвал подкладку и вытащил на свет целлофановый пакетик с «главными уликами». Внутри пакетика виднелись те самые предметы, о которых говорила молодая женщина.

– Вы мне не верите? – криво улыбнулась она. – Мне больше нечего скрывать. Раз он предал меня… мне ничего не остается, кроме смерти.

– Умереть вы всегда успеете! Это Карташин посоветовал вам обратиться к Оленину?

– Да… после второго убийства у меня началась депрессия. Он сказал, что во всех моих бедах виноват Оленин и что он обязан вытащить меня из дерьма, куда я вляпалась по его милости.

В ее речи начали проскакивать грубости и агрессивные нотки. Карташину каким-то образом удалось убедить ее в том, что доктор – причина всех ее несчастий. Интересно каким?

– Он сказал вам, что в прошлом Оленин был вашим мужем? – спросила Глория. – И совпадение фамилий тому подтверждение? Он водил вас на улицу, где вы якобы жили в прошлом веке? Показывал тот самый дом? Халилова кивнула, накручивая на палец кончик пояса от халата.

– Он говорил, что прошлое догоняет нас… и что мы несем в себе проклятие.

– Почему вы ему поверили?

– Его слова во многом совпадали с моими мыслями… – призналась стриптизерша. – Он показался мне провидцем. И потом… в кабинете Оленина я увидела маленькое фото в рамочке… Это была Ида! Я узнала ее!

Лавров и Глория снова переглянулись. В стеклянном шкафу, где доктор хранил книги и папки с научными разработками, действительно стоял снимок в рамочке. Вернее, репродукция с довольно известной фотографии Иды Рубинштейн.

Когда Лавров, прикидываясь пациентом, осматривался в кабинете психоаналитика, то заметил этот снимок, но принял его за изображение какой-то медицинской дамы. В кабинете Оленина было много портретов, больших и маленьких. Светила психиатрии, писатели, среди которых он узнал лишь Достоевского.

– Карташин посоветовал вам рассказать доктору о своих бредовых видениях? – донесся до него вопрос Глории, обращенный к Халиловой.