Эфирное время - Дашкова Полина

– Он все время повторяет, что не выйдет отсюда, даже на похороны сына, – сообщил врач, – он боится, говорит, будто его хотят убить. Спит только со снотворным, причем дозы ему требуются большие. Жена была у меня, она уверяет, что там не может быть привыкания к снотворным препаратам, он их раньше не принимал. Но я-то вижу, там глубокое привыкание. Почти наркотическая зависимость. Я проверял, на учете в психодиспансере он не стоял, никаких нарушений с этой стороны никогда не отмечалось. Но верится с трудом.

– То есть вы хотите сказать, что психические отклонения появились у него еще до смерти сына? – уточнил капитан.

– Ничего я не хочу сказать, – покачал головой Перемышлев, – я знаю, что он перенес мелкоочаговый инфаркт миокарда. Вот это я знаю точно, а что там с его психикой, понять не могу. Со стороны сердца сейчас все нормально, состояние стабильное, но я должен его понаблюдать еще неделю, не меньше. Жена оплатила его пребывание на десять дней вперед, готова платить еще, очень просила не выписывать его до полного выздоровления. А у него, видите ли, психоз, бред, мания преследования. У нас своих психиатров нет, только психолог, и тот на договоре, раз в неделю приходит.

«Интересно, откуда у Елены Петровны Бутейко столько денег? – вдруг подумал Иван, – впрочем, она могла пустить в оборот все свои сбережения, лишь бы вылечили мужа, могла и в долги влезть. Мало ли?»

– По-хорошему, Бутейко надо перевозить в психиатрическую лечебницу, – продолжал врач, – но с другой стороны, он не опасный, не буйный.

– Так я не понял, он вменяем или нет? . В принципе вы можете его допросить. Попробуйте. Насчет вменяемости ничего сказать не могу. Иногда он кажется вполне разумным человеком, реакции адекватные, речь связная. Впрочем, я кардиолог, а не психиатр.

Следователь Бородин предупреждал, что беседовать с отцом убитого будет непросто.

– Постарайся осторожно коснуться его прошлого, поговори о ювелирном деле, но не спугни его, не настаивай на продолжении разговора, если реакция окажется слишком бурной, – напутствовал капитана Илья Никитич, – главное, попытайся выяснить, почему он так резко сменил специальность, из ювелирного магазина ушел на обувную фабрику.

Не успел Иван переступить порог больничного «бокса», как раздался утробный громкий шепот:

– Стойте! Покажите руки!

Иван не сразу сообразил, кто это шепчет и откуда. Койка была пуста, одеяло скомкано. Больной сидел на полу, за тумбочкой, сжавшись в комок. Капитан сначала заметил какой-то бледный шар, потом из-за тумбочки показалась костлявая босая ступня.

«Действительно, совсем у мужика крыша съехала, – подумал Иван с жалостью, – еще бы, потерять единственного сына…»

– Вячеслав Иванович, это что за новости! – прикрикнул врач. – Давайте-ка быстро в постель, к вам из милиции пришли. Хватит, Бутейко, вылезайте.

В ответ послышался жестяной грохот. Маленький тощий старик с большой, совершенно лысой головой поднялся из-за тумбочки. В руках он держал никелированное больничное судно и прикрывался им, как щитом.

– Из милиции? – он подозрительно оглядел капитана. – А почему не в форме? Почему в джинсах?

– Вячеслав Иванович, поставьте судно на место, вымойте руки и наденьте тапки, – распорядился врач.

– Вы проверяли его документы? Вы обыскивали его? У него нет оружия? – не унимался больной. – Я же предупреждал вас, они сюда обязательно придут. Неужели вам не жаль своего труда? Вы столько возились со мной, вы спасли мне жизнь не для того, чтобы меня убили здесь, на ваших глазах.

Иван достал удостоверение и показал больному.

– Вячеслав Иванович, я капитан милиции моя фамилия Косицкий. Кто вас хочет убить?

Бутейко стрельнул на него глазами, ничего не ответил, положил судно на пол, ногой задвинул его под койку, прошлепал босиком к умывальнику, долго, тщательно мыл руки. В каждом его движении была заметна внутренняя паника. Он вжимал голову в плечи, смотрел на капитана с диким страхом, как будто ждал, что тот выхватит пистолет и начнет стрелять. Наконец он вытер руки, бросился к своей койке, забился в угол, накрыв колени одеялом.

– Ладно, я пойду. У меня обход через пять минут, – сказал врач.

– Нет! – заорал больной, – не уходите! Я буду говорить с ним только в вашем присутствии. Я впервые вижу этого человека и не доверяю ему.

– Хорошо, я пришлю кого-нибудь, сестру или фельдшера.

– Кроме вас, я никому здесь не верю. У сестер маленькая зарплата, их могут подкупить.

– У меня тоже маленькая зарплата, – проворчал врач и повернулся, чтобы уйти.

Больной с удивительным проворством соскочил с койки, преградил ему путь, встал на цыпочки, схватил за пуговицу халата и громко зашептал на ухо:

– Мне не нравится этот парень, обратите внимание, как он на меня смотрит Убьет, точно убьет. Они охотятся за мной четырнадцать лет. Вы говорите, у меня бред, вы мне не верите, но вот ведь, пожалуйста, явился человек, чтобы меня убить

– Успокойтесь, я вам верю, – тяжело вздохнул врач, – я специально пригласил сюда товарища из милиции, чтобы он разобрался, в чем дело, кто вас преследует и хочет убить. А вы, вместо того чтобы спасибо сказать, устраиваете спектакль.

– Так это вы его вызвали? – Бутейко сразу сник, вернулся на койку. – И документы у него проверили?

– Да, да, успокойтесь, расскажите товарищу капитану все, что рассказывали мне, – врач едва заметно усмехнулся, – извините, мне пора.

Иван пододвинул стул к койке. Бутейко смотрел на него, не моргая. Глаза у старика были красные, воспаленные.

– Я уже четырнадцать лет не сплю, – сообщил он свистящим шепотом.

– Почему? – также шепотом спросил капитан.

– Он приходит каждую ночь. Стоит мне задремать, и он является ко мне, пьяный, грязный, с мешком на голове. Я вижу его лицо. Знаете, какое лицо у человека, которого душат прозрачным полиэтиленовым пакетом?

«Отлично! – поздравил себя Иван. – у нас здесь что, еще один труп? У нас здесь „висяк“ четырнадцатилетней давности с пакетом на голове? Класс! Вот уж старик Вородин обрадуется, маминым пирожком меня угостит…»

– Кто он? – быстро спросил капитан.

– Покойник, – едва шевеля губами и тревожно оглядываясь по сторонам, ответил Бутейко.

– Его убили?

– Да.

– Кто?

– Павел.

– Фамилия?

– Чья?

– Ну, этого Павла.

На пороге палаты появилась молоденькая медсестра, постояла, посмотрела и ушла, вероятно, решив, что здесь без нее обойдутся.

– Как вы не понимаете? – больной укоризненно покачал головой. – У камней не бывает фамилий. У них есть все – история, судьба, кровь, живая человеческая кровь, которая течет рекой. Но фамилий у них не бывает – Павла снесла курица на Урале в 1829-м году, и судьбу его можно очень приблизительно проследить только до 1917-го года. Он исчез. Но такие, как он, никогда не исчезают совсем. Они всплывают из небытия, чтобы вновь лились реки крови.

«Нет, не видать мне пирожка с капустой, – усмехнулся про себя Иван, – ничего я здесь не нарою. Псих бредит, а я дурак, слушаю».

– Знаете, Вячеслав Иванович, чтобы не мучиться, лучше сразу все рассказать. Станет легче, – произнес он с самой задушевной интонацией, на какую был способен.

– Кому легче? – Бутейко печально покачал головой. – Ему не станет, он давно умер. Он умер, но не успокоится, пока мы живы.

– Как его звали? – осторожно спросил капитан.

– Кузя.

– Он что, кот?

– Если бы… Он человек. Пьяница, наркоман, но все-таки человек. Лелечка тоже говорила, как вы сейчас, мол, ты представь себе, что перед тобой животное, грязная скотина, которой пора на бойню, облезлый помоечный кот, который гадит у нас в подъезде, от него только вонь, и больше ничего. Я поверил ей. Я ей всегда верил, но она ошиблась. Он человек, и теперь является ко мне каждую ночь.

– Леля, это кто?

– А вы не знаете? – больной тяжело вздохнул.

– Нет, – искренне признался капитан.

– Ну и не надо. Раз не знаете, я не скажу.

– Вячеслав Иванович, как же я сумею разобраться, если вы не хотите говорить?

– А зачем? Для чего разбираться? Они убили Артема, теперь наша очередь. Не понимаю, почему сначала его, он был тогда ребенком, шестнадцать лет – это еще ребенок. Тем более его вообще не было в Москве в то время. Он ничего не знал и уже никогда не узнает.

– В убийстве вашего сына подозревается его приятель, бывший одноклассник, Анисимов Александр Яковлевич. Вы с ним знакомы?

– Я этого мальчика знаю с детства. Он не убийца. Он только орудие. Сначала они прислали его ко мне с перстнем. Они как будто издевались, предупреждали, хотели, чтобы мне стало по-настоящему страшно. Зачем, спрашивается? Мне было страшно все эти четырнадцать лет, но я никогда не думал, что первым станет Артем.

– Вы слышали, как Анисимов угрожал вашему сыну?

– Нет, – Бутейко печально покачал головой, – это было бы слишком прямолинейно, если бы он угрожал. Он пришел ко мне, а не к нему. Он принес перстень с изумрудом. Вещь красивая, но камень с трещиной, алмазы мутные.