Заказ - Кульчицкий Константин

Антон Григорьевич шмыгал носом и всерьёз опасался простуды, а вот жители города сырости не боялись нисколько: жизнь на площади так и бурлила. Туда-сюда сновали потоки машин, и вода, не успевшая стечь в отверстия люков, прозрачными полотнищами разлеталась из-под колёс.

Антон Григорьевич вздохнул.

Если прижаться к самому стеклу, то справа виден был постамент и на нём – царственный всадник, паривший над площадью на великолепном бронзовом скакуне.

Включённый приёмник приглушённо пропел:

«На заре… Ранним утром на заре… красный конь бро-о-дит…»

«Эх, лошадки, лошадушки…» – снова вздохнул Панама.

Факс выдал последние строки и смолк, ожидая нового сообщения. Антон Григорьевич подошёл к аппарату и оторвал длинную, волнами ниспадавшую на пол бумажную ленту. Аккуратно перемотал и стал бегло просматривать…

неожиданно громыхнул из-за двери жизнерадостный бас.

Дверь отворилась. На пороге возник Боря Смирнов. За его спиной громоздился обладатель могучего голоса, рыжий гигант в закапанной дождём джинсовой рубашке, не сходившейся на волосатой груди. Росту в нём было никак не меньше двух метров. На фоне такого великолепия слегка даже терялся второй незнакомец – совсем не мелкий мужчина в плаще и интеллигентных очках. Он улыбался и был до невозможности похож на покойного Листьева.

– Это Антон Григорьевич Панаморев, о котором так долго говорили большевики, – представил Панаму Смирнов.

– Плещеев, – пожал ему руку интеллигент.

– Сергей Петрович Плещеев, начальник охранного агентства «Эгида-плюс», – пояснил Боря.

– Семён Фаульгабер, – протянул лапищу великан.

Тут Смирнов увидел в руках у Антона три метра белой бумаги и смешливо прокомментировал:

– Это в качестве носового платка?..

– Ребята, вы уж извините… Я, наверное, всю ленту у вас в аппарате извёл, – тоже улыбнулся Панама.

– Ни за что не простим, – серьёзно последовало в ответ.

Антон поднял глаза и стал ждать продолжения. Смирнов хитро ухмыльнулся в усы:

– У нас такса: метр – литр. Особенно с разных там командировочных, которые по приезде проставиться не хотят. Кстати, можно и пивом… в том же объёме. Так что ты бумагу мотай, мотай, нам не жалко…

поддержал Фаульгабер.

На смирновском столе красовалась пепельница: бронзовая свинья устроилась отдыхать посреди «миргородской» лужи. Лукавый скульптор, создавший шедевр, был несомненный талант. Свинья определённо залегла в лужу не просто так, а предварительно выхлебав упомянутый литр…

С самого начала нынешней своей поездки Панама по делу и без дела вспоминал невысказанное предупреждение Ларионова: «второй раз заступиться за тебя я уже не смогу…» Лезла в голову даже дурацкая придирка непосредственного начальства, изволившего озаботиться из-за бутылки «Брынцаловки». Сколько он себе ни внушал, что будет здесь, в Питере, вкалывать как обычно, а всё лишнее пропустит мимо ушей, – да, видно, не смог… И уже понимал, что вчерашняя вечеринка с ребятами была этакой фрондой. Фигой в кармане, от которой вроде бы никому ни жарко ни холодно, а случись что – ведь и это лыко в строку пойдёт…

– Боря, – сказал он. – Ты ж понимаешь – я на работе…

– А мы что? Дурака тут валяем? Тоже мне, благородный следователь Шарапов. Мы здесь, между прочим, тоже хулиганов изредка ловим. И немножко даже бандитов. Слышал анекдот? Специально для тебя. Двенадцать часов ночи, звонок в отделение: «Это м-милиция?» – «Да, это милиция». – «Т-тут н-на у-улице л-лежит д-дохлая л-лошадь и в-в-воняет. Уб-берите, п-пожалуйста…»

Борис заикался очень правдоподобно. Видимо, сказывалась практика.

– Да, слышал… – утрачивая настороженность, рассмеялся Антон. – Хорошо, пиво с меня. Только, не обессудьте, ребята, попозже. Сам видишь…

– Понятно. Проблемы?

– Да нет… все пока о’кей. Информацию перевариваю…

– Смотри, запора не наживи. А про литр-метр забудь. Шутка, – отмахнулся Борис. Его гости отступили в коридор, видимо, куда-то спешили. – Всё, что в этом кабинете, эксплуатируй как своё собственное. Я на часок улетел. Если вопросы возникнут – не стесняйся, в любую дверь стукнись – помогут. Или к начальнику… Ну, бывай…

– А я про пиво серьёзно! – крикнул уже ему вдогонку Антон.

донеслось из коридора.

Быстрые шаги удалились по гулкому коридору.

Панама снова уткнулся в бумажную ленту. Дочитал, пробурчал что-то себе под нос и, усевшись за стол, снял телефонную трубку.

– Аня? Ань, доброе утро. Это Антон. Да, благополучно… Слушай, Анечка, я тебе сейчас прочитаю два описания… Ага, из Сайска прислали… Ты же небось всех ваших лошадников знаешь? Может, уловишь с кем сходство?..

И Антон начал медленно, внятно читать принятые по факсу описания двух подозрительных личностей, могущих иметь отношение к пропаже коня. Анна внимательно слушала, сидя на кухне в репатриированном махровом халатике с васильками. Серёжа глядел через стол в её сосредоточенное лицо и нервно покусывал губы. Аня всё собиралась купить второй аппарат, да так и не собралась…

В это же время пропитанный влагой эфир над Санкт-Петербургом стал свидетелем совсем другого телефонного разговора. Сидя за рулём вздымающей брызги «девятки», русоволосый коренастый парень приложил к уху плоскую трубку «Нокии»:

– Херр Нильхеден? Гуннар?

Услышав ответ, поплотнее прижал трубку к уху. Тут ему пришлось перехватить руль, он притиснул телефончик плечом, и во рту стали видны золотые передние зубы. Еще пару секунд он молча слушал, затем бросил в микрофон короткое:

– О’кей! – и выключил аппарат.

Машина развернулась на ближайшем перекрёстке (очень по-хамски, едва не попав на рога гружёной «Ниве» с прицепом: с дороги, чёрная кость! барин едет!..) и помчалась в сторону Васильевского острова. Пронеслась по набережной мимо Кунсткамеры, затем по Большому к Наличной…

Она остановилась возле скромного небольшого кафе у гостиницы «Прибалтийская». Херр Нильхеден сидел за столом и хмуро ковырял вилкой яичницу с ветчиной. Коренастый, появившись в дверях, приветствовал его кивком головы. Швед молча указал ему на стул напротив. И пододвинул русскому остывающую чашечку кофе.

Разговор между ними шёл по-английски:

– Не нравится мне это, Андрей! Зря мы всё же его сюда, на эти соревнования… Да, я тоже думал, что это замечательная идея, но теперь мне начинает казаться, что она слишком опасна. Я очень рискую…

– Вот уж не согласен. Ты сам-то подумай: что, я ворованного коня должен был у себя на конюшне держать? – Владелец «девятки» энергично подчеркнул голосом «я», ткнув себя при этом в грудь пальцем. – Меня ж в городе знают! Стоило бы ему у меня появиться, народ тут же пронюхал бы. Люди кругом завистливые, а лошадники ещё и любопытны, как черти… Тут же примчались бы «конечку посмотреть»… Нет, у тебя он как у Христа за пазухой! Частная собственность иностранца – руками не трогать! А лучше и близко не подходить!.. Зря, в общем, психуешь.

– Всё так… Но больно уж много вокруг него суеты…

– Что ты имеешь в виду?

– Расковываю вчера его… Специально время поспокойнее выбрал – у боксов почти никого, все перед стартами на разминочное поле ушли… И тут, откуда ни возьмись, к нашему коню в денник лезет парень! Загорелый такой, ростом мне вот посюда, – крупный швед коснулся ключицы. – На груди – «VIP»…

– Ну и что? – не понял его тревоги Андрей. – Забрёл какой-нибудь… Сам знаешь, кому виповские пропуска у нас раздают. Наверняка сынок чей-то… лоботряс великовозрастный. Надоело на трибунах зевать, он и шляется. Не нервничай, говорю!

Лицо Гуннара Нильхедена выглядело обманчиво-инфантильным из-за гладкой кожи, мелких черт и мальчишеского румянца. Его выражение по-прежнему соответствовало погоде на улице.

– Я бы не нервничал, если бы не видел, как он гладил других лошадей! Я уверен – он конник. Его знают! С ним разговаривал грум военного шоу-джампера[45] из российской команды! Они встретились как друзья, чуть ли не целовались!..

– Да? – Русский забарабанил пальцами по столу. Потом отхлебнул чуть тёплого кофе: – Я думаю, это всё же случайность. Мало ли кто у нас кого знает…

Однако прежней уверенности в его голосе не было. Глаза шведа за стёклами очков стали колючими:

– А что вечером у коня брали кровь – тебе тоже случайность?

Настал черёд Андрея не на шутку встревожиться:

– Кто брал? Почему?.. И какого беса ты разрешил?