Благодарю за любовь - Вознесенская Юлия Николаевна

Портье был любезен, взглянув на ее удостоверение сотрудника мюнхенской полиции, он достал книгу регистрации постояльцев и нашел запись о пребывании Виктора Гурнова.

— Но он часто останавливался у нас и до этого! — сказал портье, не дожидаясь вопроса Апраксиной.

— Всегда один?

— Да. Но к нему приходила молодая дама. Она приезжала на авто.

— А мужчина средних лет к нему не заходил?

— Нет, такого я не припомню: только эта дама, и она всегда была одна. Хотите осмотреть номер, в котором он останавливался последний раз?

— Нет, спасибо. Я узнала все, что мне было нужно.

Апраксина поблагодарила портье, попрощалась и вышла из отеля.

Итальянский ресторан на углу она уже заметила, когда шла к отелю, поэтому искать его ей не пришлось, и она подошла к нему одновременно с подъехавшим автомобилем, за рулем которого сидела молодая женщина с напряженным лицом. Апраксина подождала, пока та припарковала машину и вышла, а потом подошла к ней.

— Здравствуйте, госпожа Равич. Я Елизавета Николаевна Апраксина.

Лицо Регины стало еще более испуганным.

— Как вы узнали меня? Нашли у Виктора мои фотографии?

— Нет. Я вас вычислила. Пойдемте, у нас будет долгий разговор.

— Но я не понимаю, что от меня нужно полиции? А вы правда оттуда?

— Да. — Апраксина достала из сумочки и протянула Регине удостоверение. Та едва взглянула на него и судорожно вздохнула:

— Я все равно не понимаю, что от меня нужно полиции.

— А я вам все объясню! — пообещала Апраксина, первой заходя в ресторан. Они прошли внутрь и разделись. В ресторане было почти пусто, и Апраксина выбрала столик у окна, выходящего на засыпанную снегом террасу: тент с нее был убран на зиму. «Какая хорошая, снежная зима нынче в мокром Берлине», — подумала Апраксина. Она села и взглянула на застывшую в нерешительности Регину.

— Постарайтесь успокоиться, — почти приветливо сказала графиня. — Хотите что-нибудь выпить?

— Да, коньяк… Можно я закурю?

— Пожалуйста. А я, пожалуй, выпью кофе и закажу себе что-нибудь поесть, я толком не успела позавтракать в отеле.

Подошел официант-итальянец, и Апраксина сразу же очаровала его, поздоровавшись по-итальянски. Но затем оба перешли на немецкий, обсуждая меню. Апраксина заказала себе кофе «латте», «кардинальские креветки» и салат из помидоров с моццареллой и чесночным хлебом. Регина попросила только кофе и коньяк. Пока ждали напитки, Апраксина молча и рассеянно наблюдала за тем, как Регина курит: одну сигарету она докурила до половины, затушила ее в пепельнице, а потом сразу же достала из пачки вторую.

— Вы напрасно так волнуетесь, милая, — сказала Апраксина, когда официант поставил перед ними напитки и удалился. — Что уж теперь волноваться — человека-то все равно больше нет…

Регина пила коньяк частыми мелкими глотками, и можно было подумать, что он плохо проходил в перехваченное горем горло. Апраксиной стало ее чуточку жаль.

— Вы должны меня понять! — вдруг резким, высоким голосом сказала Регина. — Вы ведь тоже женщина! Или, по крайней мере, были ею. — Последние слова были сказаны с вызовом, но Апраксина вызова не приняла.

— Я постараюсь вас понять, — кивнула она. — Расскажите мне, как вы познакомились…

— С Виктором?

— Нет, с вашим мужем, Артуром Равичем.

— А это вам зачем? Это, по-моему, к делу не относится.

Апраксина молча, внимательно и сочувственно на нее смотрела, и Регина не выдержала.

— Да ладно, я расскажу вам все — про себя, про Виктора, про моего мужа… А вы пока кушайте и слушайте. — Апраксина послушно принялась за креветки. — Я вышла замуж за Артура совсем девчонкой, мне было всего семнадцать лет. Мы эмигрировали вдвоем с матерью, и она почти сразу же тяжело заболела: рак желудка, операция, метастазы и все такое. В общем, сплошной ужас. С Артуром я познакомилась в клинике, где мать лежала на облучении после операции. Он приходил туда договариваться о поставках медицинских инструментов. Он увидел нас с матерью в приемной, когда мы с ней сидели, ждали врача и разговаривали по-русски. Он с нами поздоровался по-русски: тогда еще русских в Берлине было мало, русскую речь не на каждом углу можно было услышать. Это сейчас везде и всюду встречаешь русских… Потом он увидел меня в больничном коридоре: мать увели на облучение, а я ждала ее, сидела и плакала. Он подошел ко мне, стал утешать… Ну вот так мы и познакомились. Артур понял, что я страшно одинока и совершенно, ну совершенно беспомощна!