По праву рождения - Робертс Нора

– Зная, что ты никогда не полюбишь ее в ответ.

– Зная, что я не могу ее полюбить, – согласилась Колли. – Не смогу полюбить так, как ей хочется, потому что у меня есть мама, которая делала все то, о чем писала Сюзанна: говорила мне о своей любви, ходила со мной за покупками, ссорилась со мной. И я думала, что она слишком строга, что она меня не понимает, – ну, словом, все те глупости, которые приходят в голову шестнадцатилетним девчонкам. – Колли покачала головой. – Я хочу сказать, что моя мать – Вивиан Данбрук – могла написать такое письмо. Все эти чувства, доброта… это принадлежит им обеим.

Кое-какие ответы у меня уже есть. Я знаю, откуда я взялась. Я знаю, что мне повезло и с наследственностью, и со средой: они позволили мне стать тем, что я есть. Я знаю, что у меня две пары родителей, хотя только одну пару могу любить безоговорочно. Но я выдержу все, что мне предстоит: эмоциональную бурю, страх, правду, какой бы она ни была. Я не успокоюсь, пока не дам женщине, написавшей это письмо, ответы на все вопросы.

Лана знала, что есть на свете женщины, успешно работающие дома. Женщины, ворочающие серьезными делами, создающие империи, воспитывающие здоровых, счастливых, приспособленных к жизни детей, которые с отличием заканчивали Гарвард или становились прославленными на весь мир пианистами.

И всего этого женщины добивались, не отрываясь от готовки тонких блюд, украшения своих домов итальянским мебельным антиквариатом, раздачи остроумных интервью журналистам, создавая и оберегая блестящие браки с завидной сексуальной жизнью. Они давали изысканные званые обеды, заседали в попечительских советах благотворительных организаций и неизменно избирались председательницами родительских комитетов. И при этом они еще умудрялись не набрать ни капли лишнего веса.

Лана знала, что такие женщины существуют. Но сама мысль об этих женщинах была для нее непереносима. Она даже не пыталась представить себе, как им удавалось со всем этим справиться.

Она все еще была в пижамных штанах и в старенькой футболке. Она хромала, наступив босой пяткой на космического воина, пока гонялась за щенком, решившим, что ее новая сандалия вкуснее его игрушечной косточки из сыромятной кожи. Она битых полчаса спорила с водопроводчиком, предложившим зайти к ней позже на этой неделе, чтобы прочистить засоренный туалет.

Тай умудрился обмазать арахисовым маслом щенка, кухонный пол и самого себя с головы до ног. Он утопил в туалете нескольких злодеев из «Звездных войн» – отсюда и звонок водопроводчику. А на часах не было еще и девяти утра.

Конечно, отчасти она сама была во всем виновата. Это же она решила, что нет смысла отвозить Тая к няне, раз уж она работает дома. Это она проявила понимание и великодушие, когда ее ассистентка попросила отпуск на неделю, чтобы съездить к дочери в Коламбус. Ей казалось, что она со всем управится одна.

И вот теперь Тай дуется, потому что она на него накричала. Щенок в страхе забился куда-то. Водопроводчик зол на нее – всем известно, что это значит. И она так ничего и не успела сделать за все утро. Разве что включила компьютер. Она полный банкрот – как профессионал, как мать, как хозяйка собаки. Нога болит адски, и ей некого винить, кроме себя.

Даг постучал, но тут же подумал, что вряд ли его кто-то услышит из-за грохота, доносившегося из дома Ланы. Он отворил дверь и опасливо заглянул внутрь.

Щенок лаял как безумный, телефон звонил, из включенного телевизора в гостиной раздавались взрывы, оттуда же доносился отчаянный рев Тайлера и громкий голос Ланы, пытавшейся перекричать весь этот шум:

– Тайлер Марк Кэмпбелл! Немедленно прекрати!

– Я хочу к Броку. Я тебя больше не люблю. Я хочу жить у Брока.

– Ты не можешь пойти к Броку, потому что у меня нет времени тебя отвезти. Я от тебя тоже не в восторге в настоящий момент, но никуда нам друг от друга не деться. А теперь иди в свою комнату и не выходи оттуда, пока не сможешь себя вести как положено. И сию же минуту выключи телевизор!

Даг чуть было не ретировался. Все равно никто не обратил бы на него внимания, если бы он трусливо отступил к своей машине и уехал куда подальше. «Это не твое дело, – напомнил он себе. – Нечего набиваться на неприятности, у тебя их и так хватает».

– Ты злая! – рыдал Тайлер. Щенок присоединился к нему и перешел с лая на вой. – Если бы у меня был папочка, он бы не дал тебе меня обижать. Я хочу моего папочку!

– О, Тай, я тоже хочу, чтобы папочка был здесь.

Вот это его и добило: жалобный плач ребенка и безысходность, прозвучавшая в голосе Ланы. Даг решился – он широко распахнул дверь и вошел. Но он решил разыграть внезапность появления: вошел с широкой, простодушной улыбкой и жизнерадостно спросил:

– Что тут происходит?

Лана обернулась. Раньше он всегда видел ее безупречно одетой и ухоженной, вдруг понял Даг. Даже когда они занимались любовью, она каким-то чудом умудрялась выглядеть причесанной, аккуратной, собранной. Сейчас ее волосы напоминали воронье гнездо, глаза были полны слез, она стояла на полу босиком, а на груди трикотажной футболки с надписью «Лучшая мама на свете» красовалось большое кофейное пятно.

Краска смущения залила ее щеки, она беспомощно всплеснула руками.

Его очаровала деловитая и стильная леди-адвокат. Его соблазнила живая, горячая, уверенная в себе прелестная блондинка. Его заинтриговала молодая вдова и одинокая мать, с легкостью, как ему казалось, справляющаяся со множеством обязанностей. Но окончательно влюбился он в эту близкую к истерике, несчастную женщину, беспомощно стоявшую посреди разбросанных на полу игрушек.

– Извини, – Лана изобразила на лице некое подобие улыбки. – У нас тут сейчас бедлам. Вряд ли это удачный момент…

– Она на нас кричала. – В поисках сочувствия Тайлер бросился к Дагу и обхватил руками его ноги. – Она сказала, что мы плохие.

Даг подхватил мальчика на руки.

– Но ты же сам напросился, верно?

Губки Тая задрожали. Он покачал головой и спрятал лицо на плече у Дага.

– Она отшлепала меня по попке.

– Вот так? – Даг легонько похлопал по вышеупомянутой части тела.

– Не знаю. Она злая. Можно мне уйти к тебе?

– Нет, молодой человек, – вмешалась Лана, – вам можно уйти только в свою комнату. – Она попыталась отнять Тайлера у Дага, но мальчик вцепился в своего спасителя мертвой хваткой.

– Почему бы тебе не ответить на звонок? – спросил Даг, кивком головы указывая на надрывающийся телефон. – Дай нам минутку.

– Я не хочу, чтобы ты…

Чтобы он… что? Был здесь? Видел все это? Видел ее?

– Ладно, – сдалась Лана и пошла отвечать на звонок.

Даг выключил телевизор, подошел к двери и свистнул, подзывая щенка.

– Трудное выдалось утро, Громобой?

– Мама нашлепала меня! Она меня ударила. Три раза.

– Моя мама тоже иногда меня шлепала, но, если честно, попке не было больно. Страдали только мои чувства. А ты в отместку сказал, что ты ее больше не любишь. Чтобы ей тоже было больно.

– Я ее не люблю, когда она злая.

– А часто она злится?

– Не-а. Но сегодня она злая. – Тай поднял голову и устремил на Дага взгляд, которому сумел придать одновременно скорбное, невинное и полное надежды выражение. – А можно мне сегодня пожить у тебя?

– Ну ты сам подумай. Если ты уйдешь ко мне, твоей маме будет очень одиноко.

– Она меня больше не любит, потому что плохие парни засорили туалет, и он перелился через верх, а мы испачкались арахисовым маслом и испортили туфлю. – По щекам мальчика покатились слезы. – Но мы же не нарочно!

– Бурный выдался денек. – Не в силах больше сдерживаться, Даг расцеловал обе горячие, влажные от слез щечки. – Но если ты не нарочно, значит, надо бы попросить прощения. Как ты думаешь?

– Она меня не послушает. Она сказала, что мы – пара язычников. – Теперь глаза Тая округлились, в них появилось озадаченное выражение. – А что это такое?

Ну как против этого устоять? Всю жизнь Даг старался избегать привязанностей, идти своей дорогой, ни во что не вмешиваясь. Он дорожил своим одиночеством. И вот теперь эта женщина, этот ребенок, этот щенок вцепились крючьями в его бедное сердце.

– Это те, кто плохо себя ведет, – вот как ты с Элмером. Твоей маме надо работать, а вы ей мешали.

– Мама Брока не работает.

Даг вспомнил свое собственное детство. Он тоже жаловался и дулся, когда мама была слишком занята чем-то другим, вместо того чтобы уделять все внимание ему. «Ах, ты слишком занята для меня, да? Прекрасно. У меня тоже не найдется минутки для тебя». До чего же это было глупо! А глупее и обиднее всего то, что он только теперь это понял, когда ему за тридцать. Увидел зареванного четырехлетнего мальца и понял, чем отзывались его детские обиды в сердце матери.

– Мама Брока – не твоя мама. Твоя мама – особенная, другой такой нет. На всем белом свете. – Даг крепко обнял Тая, потрепал его по волосам, пока Элмер прыгал вокруг них, зажав в зубах палку, явно готовый к игре. – Когда ведешь себя плохо, надо это признать. Надо сделать что-то хорошее, чтобы тебя простили. – Он опустил Тая на пол и бросил палку, приведя Элмера в полный восторг. – Держу пари, твой отец так бы и сказал.