Жертвенный агнец - Шефер Карло

Ильдирим сидела с Бабеттой на заднем сиденье, девочка заснула, наклонившись вперед, остатки детского жирка пухлились между подбородком и острыми грудками.

— Детка моя, — прошептала прокурор и потеребила толстоватую ушную мочку девочки.

Внезапно тяжесть упала с ее сердца. Кошмар был далеко позади, во всяком случае, в тот момент. Разве можно бояться, когда тебя везет домой такой лихой парень, как Хафнер?

— В Дании полагается ездить с зажженными фарами, — заметила она вполголоса, чтобы не разбудить Бабетту.

— Вот пускай сами и ездят, — захохотал Хафнер. — Правая передняя фара у меня того… Классно, что моя колымага вообще пока бегает, я ведь не так часто ею пользуюсь.

Ильдирим кивнула, что-то в этом роде она и подозревала.

Почти не сбрасывая скорость, Хафнер пересек границу. Таможенник бешено жестикулировал. Несмотря на дождь, Хафнер опустил стекло и проорал, чтобы коллега выслал ему штрафную квитанцию.

— По реке в бутылке, викинг хренов, селедка тупая!.. Как они с нами обращаются, — пояснил он Ильдирим уже спокойным тоном. — В девяносто втором, после финала чемпионата Европы, который они дуриком выиграли, эти хамы… ведь не та у них квалификация… Я им еще это припомню…

За воскресенье им постепенно пришлось списать Туффенцамера со счета. У швейцарца была начальная стадия рассеянного склероза, болезнь пока еще не бросалась в глаза, «поэтому я иногда курю травку, доказано что…», но поднимать тяжести, сбросить девушку со стены — этого он не мог.

Тойер уже не знал, сколько раз повторил этот вопрос:

— Почему вы нам раньше об этом не сказали?

— Я ведь не знал, что это важно, черт подери!

— Вы все придурки! — вскричал переутомленный сыщик. — Вы и ваш Коллектив пациентов!

— Конечно, — согласился Туффенцамер почти озадаченно. — Поэтому мы все там и оказались. Ведь мы неврастеники. Нельзя же неврастеников упрекать в том, что у них неврастения!

— Катитесь отсюда, — распорядился усталый гаупткомиссар. — И забирайте с собой ваши пилюли.

Даже невозмутимый Зенф удивленно поднял брови.

Они резво мчались по автобану. Ильдирим решила на время забыть, что существует неприятная штука под названием аквапланирование.

Впрочем, между Фленсбургом и Килем Хафнер немного посерьезнел.

— Если бы тот чувак вас убил, не знаю, что стало бы с Тойером, просто не могу себе представить, — мрачно рассуждал он, но, когда после развилки магистраль направилась к Гамбургу, местной столице, в нем опять зашевелилась ярость.

— Провинция! Фигня Баршеля!..^[20] Нигде больше, — пояснил он, — не велась такая открытая война против немецкой социал-демократии. Нет, нам такие тупые селедки не нужны!

— Сам по себе Гамбург ничего, — пробурчал он потом, когда они, поневоле сбавив скорость, ползли в сторону Эльбского туннеля. — Интернациональный город, но жить — жить тут невозможно. Абсолютно никакой культуры.

— Почему же? Ведь тут театр, музеи, знаменитые издательства…

— Издательства? Тут? Ха! — Хафнер помотал головой. Чего эта турецкая баба только не придумает!

Потом они застряли в пробке перед туннелем. Ильдирим припомнились беседы с ее однокашниками из Северной Германии. Этот туннель был для местных автомобилистов препятствием почище иного горного массива.

— Вот вам и транспортная политика, а? — захохотал Хафнер. — Лажа сплошная. Кажется, я сказал что-то позитивное про Гамбург? Сказал?

— Совсем скупо.

— Нет, наоборот, слишком щедро. Незаслуженно!

Тут она впервые обратила внимание на одно обстоятельство:

— Скажите-ка, Хафнер, вы ведь совсем не курите.

— Ребенок ведь в машине…

— Мне не мешает… — сонно пробормотала Бабетта.

— Спи-спи.

Наконец они выбрались из ловушки. Пробка возникла из-за фрейбургского «дома на колесах» — у него кончился бензин уже почти на выезде из туннеля. Шофер, добродушный баденец в стеганом анораке, украшенном строкой из баденской песни, в тренировочных штанах, толстых носках и сандалиях весело размахивал лиловой канистрой. Поскольку алеман блокировал левый ряд, Хафнер дал волю своей злости:

— Осел безродный, сам не знает, немец он или лягушатник, паленое бургундское продает, макака шварцвальдская!

Они снова набирали скорость.

— Ненавижу этот юг! Диалект идиотский, словно им только что рожу начистили.