Лихорадка - Герритсен Тесс

– Пришлось наложить восемь швов, – сообщил Макнелли. – К тому же у него было незначительное обморожение носа и ушей. Видимо, долго находился на холоде.

– Минут двадцать как минимум, – сказала Клэр. – Как думаете, ему требуется госпитализация?

– Ну, его припадки – это хроническая проблема, а по неврологии у него вроде бы все в порядке. Но он здорово ударился головой. Трудно сказать, с чем была связана потеря сознания – то ли с приступом, то ли с травмой черепа.

– У него есть лечащий врач?

– В настоящее время нет. По нашим записям, последний раз его госпитализировали в 1989 году по предписанию доктора Помроя. – Макнелли поставил свою подпись в реанимационном расписании и поднял глаза на Клэр. – Хотите взять его себе?

– Как раз собиралась предложить, – ответила она.

Макнелли передал ей старую больничную карту Эмерсона.

– Приятного чтения.

В папке хранились записи о госпитализации Эмерсона в 1989 году и краткие отчеты о вызовах врачей «скорой», скопившиеся за несколько лет. Она открыла страницу, датированную 1989 годом, и узнала каракули доктора Помроя. Это была скупая запись, отразившая только основные факты:

Не обнаружилось ни предыдущей истории болезни, ни записи о социальном статусе пациента – никаких свидетельств, что инфицированная ступня имеет отношение к живому человеку.

Клэр отыскала записи, сделанные врачами «скорой помощи». Двадцать пять страниц хранили историю двадцати пяти вызовов за последние тридцать лет, и все они были связаны с одним и тем же недугом: «Хроническая эпилепсия, припадки…», «припадок, травмирована кожа головы…», «припадок, рваная рана щеки…» Припадок, припадок, припадок. И каждый раз доктор Помрой выпускал Эмерсона из больницы без дальнейшего обследования. Она так и не нашла сведений о какой-либо диагностике.

Пусть пациенты любили Помроя, но в данном случае он явно проявил халатность.

Клэр зашла в комнату для осмотров.

Уоррен Эмерсон лежал на процедурном столе лицом вверх. На фоне новенького, сверкающего оборудования, которое его окружало, одежда старика казалась еще более ветхой и потрепанной. Ему частично сбрили волосы, на коже головы виднелись свежие швы. Услышав, что кто-то вошел, старик медленно повернул голову в сторону Клэр. Казалось, он узнал ее – слабая улыбка тронула его губы.

– Господин Эмерсон, – обратилась к нему Клэр. – Я доктор Эллиот.

– Вы были там.

– Да, когда у вас случился приступ.

– Я хотел поблагодарить вас.

– За что?

– Я не люблю приходить в себя в одиночестве. Я не люблю, когда… – Он замолчал и уставился в потолок. – Можно мне домой?

– Вот об этом я и хотела поговорить с вами. Поскольку доктор Помрой скончался, у вас теперь нет лечащего врача. Хотите, чтобы я стала вашим доктором?

– Мне уже не нужен врач. Мне уже никто не поможет.

Улыбнувшись, она потрепала его по плечу. Под пыльными слоями одежды его тело казалось усохшим, мумифицированным.

– Думаю, я смогу вам помочь. Прежде всего нам с вами нужно попытаться контролировать эти приступы. Как часто они случаются?

– Не знаю. Иногда я просыпаюсь на полу и догадываюсь, что это был приступ.

– А у вас нет домашних? Вы живете один?

– Да, мэм. – Он грустно улыбнулся. – Ну, если не считать кошки, Моны.

– А как вам кажется, часто ли случаются приступы?

Он заколебался.

– Несколько раз в месяц.

– И какие лекарства вы принимаете?

– Я уже давно отказался от них. Никакого толку от этих таблеток.

Клэр раздраженно вздохнула.

– Господин Эмерсон, вы не можете вот так запросто отказаться от лекарств.

– Но они мне больше не нужны. Я уже готов умереть. – Он произнес это тихо, без какого-либо страха, даже без намека на жалость к самому себе. Это была скорее констатация факта: «Я скоро умру, и с этим ничего не поделаешь».

Она уже слышала подобные предсказания от других пациентов. Их доставляли в больницу в далеко не безнадежном состоянии, и тем не менее они с тихой убежденностью говорили Клэр: «На этот раз мне не выкарабкаться». Она пыталась переубедить их, хотя и чувствовала леденящее душу приближение смерти. Казалось, пациенты всегда знали, что конец близок. Если они говорили, что умрут, то непременно умирали.