Часы остановятся в полночь - Соболева Лариса

Максим обнял за плечи строптивицу и, увлекая за собой, сказал:

– Заглянем в интернет-кафе, потом поедем в деревню. Постараемся успеть на последний автобус, чтоб за машину не платить.

В интернет-кафе, открыв свой почтовый ящик, он хлопнул в ладоши, потер их, проговорив:

– Есть контакт! Настя, запоминай номера телефонов.

– Целых два? – скисла она. – Я не дружу с цифрами, давай запишем…

– Запоминай, – проявил настойчивость Максим. – Самый ненадежный способ – записать номера телефонов, от которых, возможно, будет зависеть наша жизнь. Бумажку потеряла – и все, вместе с ней потеряла жизнь. Выучи наизусть и не вздумай забыть хотя бы одну цифру, я проверю.

Настя подперла кулаком щеку и с тоской уставилась в монитор, шевеля губами, Максим запомнил с ходу – в экстремальных ситуациях память активизируется.

…Рассерженный Эрнст собрался уходить, прождали господина Журавского двадцать минут, но он позвонил, сообщил, что едет. И начал с извинений:

– У нас аврал, отчеты не сданы, прошу простить меня…

– Открывайте, – кивнул на дверь Эрнст, заметив в Журавском знакомую взвинченность, которая случается не только когда человек волнуется, но и в подпитии при скверном настроении.

Попав в дом, Журавский засуетился, готовя стол для гостей: выпить, закусить, и опять извинялся:

– Без жены я беспомощен, не умею встретить людей. Она уехала с сыном в Питер, он поступил в институт, мальчика надо устроить… Что будете пить – коньяк, водку, виски?

– Ничего, – отказался Эрнст, а Ким оживился:

– Я люблю виски.

Эрнст его незаметно толкнул, мол, мы не за тем сюда пришли, Ким толчок проигнорировал, так ведь на халяву и уксус сладкий, а тут виски. Худо-бедно Журавский накрыл стол, и далеко не бедный, красную икру поставил в банке, воткнув чайную ложку, хлеб купил нарезанный, как и мясо. Налил в рюмки, хотел чокнуться, однако вовремя передумал и выпил, Ким от него не отстал и с удовольствием закусил икоркой. А Эрнст ждал, что поведает Журавский, тот не торопился, конфузился, жуя лимон и поглядывая на «гостей» с затаенным страхом, словно ему предстояло нырнуть в болото и больше не вынырнуть никогда. Молодой мужчина с прямой линией губ и взглядом василиска не располагал к откровению, со вторым парнем, работающим челюстями, было бы проще, но главный из них Эрнст.

– Могу ли я рассчитывать на конфиденциальность с вашей стороны? – спросил Журавский Эрнста.

– В смысле?

Конечно, он понял просьбу, но Журавский без причин вызывал отвращение, отсюда Эрнст прикинулся шлангом с низким интеллектом, который слов-то таких заковыристых не знает.

– Видите ли, у меня два взрослых сына и жена, – смущаясь, сказал хозяин, – я не хотел бы, чтоб они узнали некоторые подробности из моей жизни.

– Не знаю, о чем пойдет речь, поэтому не могу ничего обещать.

– По крайней мере, честно, – вздохнул Журавский, хотя, по всей видимости, ожидал другого. – Я прошу вас, если это возможно, не предавайте огласке… это так важно… для меня, разумеется.

– Вы продали государственную тайну? – сострил Ким.

Журавский юмор не воспринял, на полном серьезе бросился защищать себя, словно находился на скамье подсудимых:

– Какие государственные тайны! В каком месте они у меня? В пакетах со стиральным порошком, который мы фасуем? Или, может быть, в бутылках с отбеливателями? Нет, у вас мания: то секта с дикими ритуалами, то измена государству! А что-нибудь попроще не приходило в голову?

– Не уводите в сторону, – спокойно сказал Эрнст. – Время позднее, мы все устали, вы ведь у нас не первый человек за сегодняшний день, поверьте. Поэтому давайте перейдем к делу.

Журавский выпил рюмку, потер подбородок, развел руками:

– Где вы усмотрели дело? Ну, да, да, у вас все окружающие потенциальные преступники. – Внезапно он рассмеялся, так смеются обманутые люди, смеются над собой. – Я ведь сразу понял, что это за список. Знаете, какая графа меня больше всего убила? Цифры! Их слишком много, они открыли суть старой образины, а я… я дурак. Потрясающая сволочь. Подлая яга.

– Ксения Макаровна? – не понял Ким, кого ругает Журавский.

– Она, она…

Велту Артуровну дома не застали, она ушла к подруге, у которой умер муж, а Лане велела передать Максиму с Настей, чтоб ужинали без нее, кастрюли с едой на плите, хлеб и молоко на столе, ночевать она будет у подруги. Спать улеглись рано, Настя и не поужинала толком, выпила молока, умылась да упала на кровать. Закутанная в пуховый платок Лана смотрела телевизор, скрестив по-турецки ноги в толстых вязаных носках. Максим присоединился к ней, но как тут вникнешь в канву фильма, когда собственный сюжет нужно выстроить, и не понарошку, а по-настоящему? Он выкурил сигарету во дворе и отправился на веранду. Истинное блаженство – растянуться на кровати с прогибающейся сеткой, к тому же на пуховой перине. Почему люди отказались от воздушных перин, зачем мучают тела на жестких диванах? Какой-то мазохист подкинул человечеству идею, будто спать на досках полезно, а Максим высыпается только здесь, только на перине.