Благодарю за любовь - Вознесенская Юлия Николаевна

— Мы познакомились… — начала Людмила Гурнова, как будто припоминая давно забытое.

— Мы познакомились, когда Виктор только что приехал во Франкфурт из Вены.

— Кто вас познакомил?

— Это вышло случайно. Нет, не случайно, а по умыслу каких-то деляг, которые устраивали переброску вновь прибывших эмигрантов в Германию через австрийско-немецкую границу. Мой друг Рудкевич…

— Лев Александрович Рудкевич?

— Да, он, Левушка… Его использовали бесчестные люди: они давали эмигрантам адреса его друзей в Германии и учили ссылаться на него. Левушке никто не мог отказать, и так десятки эмигрантов получали помощь и приют у совершенно незнакомых людей. Вот и Виктора прислали ко мне таким же образом. Потом все выяснилось, но я уже не могла выгнать его на улицу. Я помогала ему во всех эмигрантских хлопотах. Он был совершенно растерян тогда, ну просто беспомощный ребенок… Потом он сделал мне предложение, и я согласилась выйти за него замуж. Мне тогда казалось, что я всегда буду ему нужна, да и он, кажется, тоже тогда так думал. Но время шло, он более-менее огляделся, познакомился с новыми людьми, и постепенно ему становилось со мной все скучнее и скучнее… И тут во Франкфурт приехала Жанна, женщина яркая, уверенная в себе, и у них начался бурный роман. А наша едва начавшаяся семейная жизнь тихо и спокойно распалась.

— Вы не хотели с ним разводиться?

— Конечно, нет! Но не потому, что уж очень любила его, хотя я любила первый и единственный раз в жизни, а потому что я вообще против развода. Уж так меня воспитали…

— Вы родились в эмиграции?

— Да, мои родители из второй волны, из военной. Они познакомились в лагере Ди-Пи.

— Ах вот как! Теперь многое мне стало понятней. И вы сразу стали собираться в монастырь?

— Тут все гораздо сложнее. Видите ли, в монастырь я собиралась очень давно, это была моя детская мечта. У меня две тети монахини: одна здесь, на Елеоне, а вторая живет в Леснинской обители в Нормандии. Я еще в детстве ездила к ним на каникулы, привыкла к монастырскому укладу, к долгим службам и постоянной молитве. Окончив гимназию, я всерьез собиралась уйти в монастырь, но родители уговорили меня сначала получить высшее образование: они убедили меня, что в монастыре образование не только не помешает, но и принесет пользу. Я закончила филологический факультет, но решение мое не изменилось, и родители согласились отпустить меня в монастырь. Но тут воспротивился мой духовник. Он был такой патриот… «Если все молодые разбредутся по монастырям выращивать огурцы, то кто будет служить России в изгнании? Отдай свои лучшие молодые годы на службу России, а уж потом, когда состаришься — тогда и на покой в монастырь уходи!» Ну и уговорил он меня вступить в НТС и начать работу в «Посеве». Поначалу я очень страдала, у меня была сильнейшая депрессия, к врачу даже пришлось обращаться…

— Кто вас лечил?

— Наш русский доктор Флеров.

— Владимир Леонидович?

— Да, он. Мы все старались у него лечиться.

— Как же, знаю… И как долго вы лечились?

— У доктора — месяц с небольшим, а дальше уж сама с собой справлялась, только изредка заходила к нему за рецептом на снотворное. В основном лечилась в храме.

— Согласна, храм лечит многое, а уж помогает при всех хворях — это точно.

— Да, я тоже так думаю… А потом я втянулась в работу, обрела множество друзей: НТС, знаете ли, это одна большая семья, среди этих людей было очень легко и жить, и работать. Но мечтать о монастыре я не переставала, в отпуск всегда ездила либо сюда, на Святую Землю, либо в Лесну. Обе мои тетушки-монахини огорчались, что я так долго задержалась в миру. Они говорили, что Богу лучше отдавать себя смолоду, что и в монастырях нужны молодые силы. Так я и разрывалась между двумя желаниями — служить Богу и служить России. О браке я тогда не думала вовсе, меня семейная жизнь как-то совсем не привлекала. Но вот я встретила Виктора, и все изменилось… Я ведь не столько его любила, сколько жалела: из-за того, что он пришел в мой дом как бесприютный странник, из-за его страшных заблуждений — он ведь не имел представления о том, что такое духовная жизнь, для него она сводилась к живописи и культуре. Мы поженились. Брак оказался неудачным во всех отношениях, супружеская жизнь казалась мне чем-то вроде домашней тюрьмы — и жить нельзя, и уйти некуда. А тут еще вскоре началась перестройка и стало ясно, что эмиграция свою роль в освобождении России от власти большевизма отыграла и закончила, советская власть как-то неожиданно скончалась сама собой, от старости и болезней. Вот тут бы мне и осуществить свою мечту — уйти в монастырь, но… мешал Виктор. Я понимала, что без меня он вряд ли когда-нибудь приблизится к Богу, со мной-то он хотя бы церковные службы изредка посещал, с батюшкой нашим общался… И вот когда Виктор вдруг подал на развод, я почувствовала такую радость, такое освобождение! Я и Виктора простила от всей души, искренне мысленно пожелала ему счастья с другой женщиной и потом о нем почти не вспоминала… Теперь-то я могла уже уйти в монастырь! Но в «Посеве» меня попросили задержаться, чтобы подобрать мне замену. Я согласилась, но при условии, что буду брать несколько отпусков в году за свой счет — чтобы ездить по монастырям: я потихоньку сворачивала свои мирские дела, а сама решала, в какой именно монастырь мне податься. За эти последние годы я объездила все женские монастыри Зарубежья, выбирая место для своей монашеской жизни. И вот — выбрала наконец…