Грозы медового месяца - Андреева Наталья

Сошел с электрички и невольно поежился от холода. Хорошо было бы согреться и обсушиться. Растопить на даче камин… Интересно, кого он там найдет?

Обошел дачный поселок лесом, по тропинке, потом перелез через забор и, пробравшись через сад, подошел к двери черного хода. Нагнувшись, пошарил в тайничке, в железном ящике, спрятанном под крыльцом. Ключа не было.

Поднялся по ступенькам и, толкнув дверь, увидел, что она не заперта. Значит, не ошибся: в доме кто-то есть. Эля! Надо сделать ей сюрприз.

В холле было темно. Споткнулся о сумку, выругавшись, щелкнул выключателем, прошелся по первому этажу, где обнаружил разбросанные женские вещи. Элины вещи. Где же она сама?

В доме тишина. Хотел было пройти на кухню, но тут шестым чувством отметил чье-то присутствие. Сделал шаг назад, прислушался. В доме кто-то есть. Прячется под лестницей, ведущей на второй этаж. Опасный человек, ибо -себе подобных он, Марат, чуял за версту. Замер, напрягшись, приготовился к прыжку.

И тут вдруг услышал:

— Спокойно, не дергайся.

— Все нормально. Стою, — сказал севшим голосом, подняв над головой руки с растопыренными пальцами. Смотри, мол, в руках у меня ничего нет.

— Марат, беги, Марат! — раздался вдруг отчаянный женский крик. Не Элин.

Но куда бежать? За смертью? Что за дуреха!

— Не дергайся, — повторил Ренат Гусев и поднял пистолет.

— Я стою, — повторил хрипло. По лицу шофера видел: выстрелит без колебаний, если заметит хоть малейшее движение. Поэтому замер с поднятыми вверх руками.

— А где Геля? — спросил Ренат.

— Геля?

— Почему я не слышал, как подъехала машина?

— Какая машина? Ах, машина! — Он почувствовал, как все тело покрывается липким потом. — Она там, на шоссе. Разбита.

— То есть?

— Авария. Ты пистолет-то опусти.

— А где Геля? — повторил Ренат.

— Геля? Она умерла.

— То есть? — У Рената Гусева изменился голос.

— Авария, я же тебе сказал. Ее тело отвезли в морг. Ты ведь у нас специалист по моргам?

— Геля умерла? — тупо повторил шофер. Пистолет в руке Рената дрогнул.

— Да.

— Да ты… Ты… Ты хотя бы знаешь, что я с тобой сейчас сделаю?!

Геля

ЯСНО

Красивое имя Ангелина никогда ей не шло. В детстве она была рыжим бесенком, веснушчатым, кудрявым, озорным, но никак не ангелочком. Впрочем, родители выбрали звучные и редкие имена обеим дочерям. Старшая стала Ангелиной, младшая — Элеонорой. Но все звали их Эля и Геля. Именно в таком порядке. Младшая сестра в очереди на родительскую ласку всегда была первой, так что Геле ничего не доставалось, только тычки и затрещины.

Она росла нелюбимым ребенком, потому рано повзрослела и научилась самостоятельно принимать решения. Перед тем как пойти в первый класс, сама записалась в хореографическую студию и сама три раза в неделю бегала в ДК на занятия. Никто Гелю не провожал, и никто о ней не беспокоился. Тем более что Элечке было полтора годика, сестренка училась ходить, и неокрепшие спотыкающиеся ножки требовали неусыпного родительского внимания. Геля возвращалась с занятий поздно, шла тропинкой через парк, дрожа от страха, потому что денег на автобус не давали. А зимой, когда темнело рано и люди спешили по домам, на пустынных улицах было особенно страшно. Она бежала, втянув голову в плечи, высокая худенькая девочка, прижимающая к груди сверток с балетными тапочками. Но ничего, обходилось.

Отец работал на заводе, где производили лаки и краски, во вредном цеху. От него всегда неприятно и резко пахло. Запах краски и ацетона Геля возненавидела на всю жизнь. Как только в доме, где она жила, затевался ремонт, тут же вспоминала отца и торопилась куда-нибудь уехать. Ремонта она не переносила. Отец пил, и в доме часто бывали скандалы и драки.

Мать работала на том же заводе, на проходной, следила, чтобы из цехов ничего не выносили. Воровство все равно процветало, краску таскали через дыры в заборе, сам же отец этим и занимался. Потому лицемерие казалось Геле делом естественным, она впитала сие качество с молоком матери. Та обыскивала людей на проходной, чтобы изъять ворованное, в то время как ворованное в доме не переводилось. Вынесенную с завода краску отец сплавлял налево, половину пропивал, половину отдавал жене. Любимой Элечке покупались новые вещи, мать наряжала ее, как куклу. Геля была высокой, Эля маленькой, а маленьких, как известно, любят больше и жалеют больше. Считается, что те, кто покрупнее, — люди сильные.