Хождение по квадрату - Коулмен Рид Фаррел

— Уже теплее, но не в том дело. В шестьдесят четвертом они приняли этот гребаный Закон о гражданских правах, начали болтать, будто придется танцевать вокруг ниггеров и учить испанские слова, чтобы общаться с латиносами. Продолжайте, приятель, вы на правильном пути.

— Черт бы вас побрал!

— Ладно, — пожал плечами Малоуни, — вы первым заговорили о педиках, разве нет?

— А почему в этом рапорте не упомянуто…

— В этом рапорте много чего пропущено. Вас не удивляло, что все люди, дававшие показания, обозначены номерами, а не фамилиями, и не указано место, где произошел инцидент? Это было в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году, Прейгер! Коп мог молотить педерастов сколько хотел. Они ведь в газеты не сообщали, боялись работу потерять, если все выплывет наружу, так что большинство терпело и молчало.

— Если так, почему вы потеряли свой жетон?

— Я тогда прослужил в полиции всего несколько лет и был не на дежурстве. Я сидел в баре и выпил, чтобы расслабиться, тут вошла… рослая девка и села на табурет рядом со мной. — Его глаза сверкали ледяным блеском. — Она хорошо выглядела в своем цветастом платье и пахла на миллион долларов. Мы разговорились о моей службе, и она сказала, что с ума сходит по полицейским, так что не хотел бы я на несколько минут выйти с ней наружу. Мы зашли за угол, и не успел я и до трех сосчитать, как девка принялась меня обслуживать. Закончив, она поднялась на ноги и заявила, что теперь моя очередь. Но когда я залез ей под юбку, то наткнулся на…

— Это был трансвестит.

— Вы все правильно поняли.

— Вы его слегка проучили?

— Не слегка! Раз уж мой маленький дружок так любил полицейских, я познакомил его с основным «орудием производства». — Малоуни зло улыбнулся. — Надо было слышать, как он визжал, когда я воткнул мой тридцать восьмой калибр ему в задницу! Он испугался, что я спущу курок, и завопил от облегчения, когда я выдернул. Револьвер оказался очень грязным, так что кто-то должен был его вычистить.

Меня затошнило.

— Вы же не…

— Именно так я и поступил, держа палец на курке, — контролировал добросовестность. К «аромату» ему было не привыкать, ведь так?

— В отчете сказано, что в той истории были…

— Замешаны люди другие, — докончил он за меня. — Были. Как я уже говорил, посетители бара услышали его вопли. Бедная Китти Дженовезе могла обораться — никто не обращал на это внимания, но когда заскулил этот маленький педик, все сразу сбежались. Некоторые начали «возражать» против револьвера во рту. Двое оказались самыми наглыми, в них была — как вы это называете — ха… ху… что-то в этом духе.

— Хутспа?^[38]

— Во-во! Они даже попытались меня остановить. Кожаной дубинкой, которую я тогда носил — маленькая штучка, но смертоносная, — я сломал одному скулу, а другому три пальца на руке. В конце концов я бы выпутался. Я заявил, что был вынужден защищаться от граждан, которые мешали мне арестовать мужчину-проститутку. Граждане, по понятным причинам, были сбиты с толку, сказал я, потому что я был в штатском, а мужчина — одет как женщина. Если бы один из постоянных посетителей — тот, которому я сломал скулу, — не был сводным братом члена городского совета, все это дело сунули бы под сукно. Оказалось, этот самый братец тоже был любителем однополого секса. Вообще-то мне повезло — я мог потерять не только работу.

— Теперь я понимаю, почему вы не хотите, чтобы какой-нибудь репортер вроде Конрада Бимана добрался до отчета Отдела служебных расследований. Он учуял бы, что часть информации скрыли, и начал бы копать. Он бы вас похоронил.

— Это уж точно. Знаете, в чем был главный — как это по-вашему? — цимес этой истории?

«Да уж, цимеса было хоть отбавляй», — подумал я и сказал:

— Давайте расскажите мне.

— Никогда так хорошо не отводил душу!

— Вы больной подонок, Малоуни.

— То же заявил мой парень, когда я рассказал ему, конечно не вдаваясь в подробности. Я дал ему револьвер и сказал: «Прикинь размерчик!»

— Ваш сын пришел к вам в отчаянии, а вы предложили ему свое оружие, чтобы он… чтобы он — убил себя? — Меня переполняли ненависть и отвращение, я готов был взорваться. Как только Кэти могла быть дочерью этого извращенца?

— Знаете, он взял оружие, — продолжил Малоуни, и мне показалось, что в его голосе прозвучала гордость. — Но он был законченным педерастом, начал плакать как девчонка.